Приближалось лето, и оба уже порядком привыкли к новому дому, так что даже Яна перестала замечать его обшарпанный вид. Проводку и сантехнику Яр в начале весны поменял сам, так что в особняке уже вполне можно было жить, и Яна решила сделать себе небольшое послабление.
Работа, благо, шла хорошо. Сессии шли одна за другой, но улыбка на её лице появлялась всё реже, и Яр поначалу связывал это с собой.
В тот вечер, когда Сева появился в их доме, Яна была сама не своя до самой ночи. Она ластилась, обнималась, лезла с поцелуями – но это Яра как раз не слишком удивляло. Напротив. Ему было хорошо. Ему нравилось, что Сева видит их. Что Яна не стесняется касаться его, не скрывает свою роль.
В первую секунду, когда Яна повисла у него на шее в патио, Яр на секунду остолбенел, а потом по груди разлилось тепло. Яну не хотелось отпускать от себя ни на шаг, и сама Яна не спешила отходить от него.
Затем, ночью, Яна снова «почти не удивила» – все уже разошлись спать, только Яр копался до последнего, собирая шампуры, а потом ещё ходил кормить собак, так что, поднимаясь в спальню, он ожидал, что Яна уже спит.
Яру было не по себе. С того самого момента, как он впервые услышал голос Севы, ему было не по себе. И решение пригласить Севу сюда было спонтанным, почти интуитивным, но с самого начала встречи Яру всё так же было не по себе.
Он не знал, как себя с Севой вести. Их отношения никогда нельзя было назвать дружбой.
Он прикрывал Севу, пока мог. Сева, когда мог, помогал ему. Яр ценил эту помощь. Всё.
Яр никогда не говорил о своём отношении к Севе вслух, да и говорить-то было не о чем, в общем-то. Разве что поблагодарить. Поблагодарить он мог и по телефону, а что говорить здесь – Яр не знал.
Сева был вроде бы из того, другого мира, где постоянно нужно было быть готовым к войне. Но таким Яр быть не хотел – и не хотел возвращаться туда.
Ему было хорошо здесь – среди собак, наедине с туманными рассветами и Яной, клубком свернувшейся в его постели. Ему не было ничего нужно вообще. Или почти вообще.
Но Сева в то же время был не совсем оттуда. Он был тем, кто мог бы, как казалось Яру, понять, и это была одна из причин, почему Яр захотел увидеть его здесь.
И тем не менее, разговор клеился с трудом.
Сева боялся. Он сидел, скрючившись на краешке дивана, да и туда, на краешек, решился присесть не сразу – будто до сих пор ждал, что его отправят спать под кровать.
Яр догадывался, что творится у него в голове. Но он был не из тех, кто умеет общаться с болезными и несчастными. Он рассказывал о себе – рассказывал без перерыва, как никогда не умел говорить, потому что боялся, что если замолкнет, наступит тишина. Сева упорно молчал.
Появление Яны развеяло атмосферу, но лишь немного. Яна явно злилась. Бесилась в своей неповторимой стервозной манере, которая раньше доводила Яра до исступления. Сейчас Яру стало бы смешно. Он был пьян одной только близостью этой девушки, раскалённой иглой прошившей его жизнь. Возможно, надо было встряхнуть Яну, поставить на место сразу, чтобы это не продолжалось потом, но Яр упустил момент.
Вечером он опустился на кровать тихонько и какое-то время лежал молча, глядя в потолок. Стало ли ему легче с приездом Севы? Яр думал, что станет. Теперь он чувствовал, что нет. Сева лишь будил воспоминания о том, что Яр хотел вычеркнуть из своей жизни насовсем. Когда он был рядом, на Яра снова накатывало то паршивое состояние удушающей слабости, его трясло, и было почти невозможно это скрыть. Было трудно дышать.
Это состояние преследовало его даже теперь, когда Севу уложили в гостевой, а он, казалось бы, оказался один на один с темнотой.
Яр протянул руку, чтобы коснуться Яны, почувствовать, что накатившая волна воспоминаний – всего лишь сон, и тут же отдёрнул её, чувствуя, что не может коснуться Яны сейчас.
В следующую секунду тяжёлое и горячее навалилось на него, и губы Яны накрыли его губы. Руки стиснули плечи Яра, а бёдра обхватили бёдра Яра.
Яр перехватил её поперёк туловища и крепко сжал. Было приятно просто ощущать её в своих руках. Чувствовать, что Яна живая.
Яна чуть отстранилась, заглядывая Яру в глаза, и Яр увидел на дне её глаз искрящееся, пронизанное болезненной нежностью тепло.
– Ярик… – прошептала Яна.
Это «Ярик» могло заменить Яне тысячу слов, и что оно значит сегодня – Яр не знал.
Его тоже охватило это чувство всеобъемлющей любви, желание быть ближе – и никогда не отпускать.
Он сбросил Яну с себя, так что та тихо охнула – и, тут же накрыв её собственным телом, принялся целовать. Всю. Губы. Скулы. Плечи. Ключицы. Грудь. Живот, который тут же задёргался под прикосновениями его губ.
– Ярик… – прошептала Яна и вплела пальцы в короткие волосы Яра.
Яр зажмурился и прижался к её телу щекой.
Жажда, не покидавшая Яра столько лет, вернулась, но теперь она была другой. Он не мог представить, как мог бы причинить нежной девочке, лежавшей в его объятиях, боль. Любую боль.
Жажда требовала целовать Яну – бешено, яростно, не оставляя ни одного кусочка кожи свободным от своих губ. И Яр снова целовал, ласкал языком маленькие соски и гладил шершавыми ладонями бёдра.
Той ночью Яр так и не вошёл в неё – слишком много было всего, и они кончили, просто обнимая друг друга, лаская, целуя.
А потом волшебство прошло.
Они ещё лежали в объятиях друг друга, когда Яна спросила:
– Зачем ты его пригласил?
Яр вздохнул. Он и сам бы хотел знать ответ.
Яна высвободилась из его рук и, подложив под голову локоть, заглянула в глаза Яру, лежащему на спине, сверху вниз.
– Тебе скучно со мной или что, Ярик?
Яр закрыл глаза всего на секунду – одолела усталость. Тут же открыл их и сосредоточил взгляд на лице Яны.
– Яна… Глупо ревновать.
Яна подняла голову.
– Да что ты? Когда ревнуешь ты, это очень умно!
На губах Яра промелькнула улыбка. Он попытался притянуть Яну к себе, но та не далась.
– Янчик… Ни один мужчина и ни одна женщина не