Наконец, квитанция выписана, надо ее оформить в кассе. Нач[альник] ст[анции] выпустил меня через заднюю дверь, я оказался на перроне и мчусь в вокзал. Подбегаю — трах! Погас везде свет... У дверей меня встречает мой носильщик. Спрашивает, как ни в чем не бывало:
— Сдал?
— Сдал!....
Он меня за руку подвел к кассе — тьма везде...
— Спички есть? — спрашивает кассирша.
К счастью оказались (я взял, когда накануне звонил Туку).
У нее была свечка, зажгли, она стала выписывать квитанцию.
— 1039 рублей!
У меня нет столько денег, бегу к Г[алюське], наконец, рассчитался, получил квитанцию. Тут еще оказалось (когда я подошел к Г[алюське]), что тюк с рукописями остался на платформе в баг[ажном] бюро. Он был весь грязный и порванный; я его сдавать не стал, а Адик пришел к матери и там его преспокойно оставил. Носильщик с Адиком побежали за ним и, к счастью, принесли. Целых три носильщика выносят вещи на перрон, к междунар[одному] вагону. Проводник не впускает:
— Куда это с таким количеством вещей? Только по 16 кило на человека!
А у нас по меньшей мере 160! И вещи жуткие, грязные.
— Часть пойдет в мягкий вагон, — говорю я. — Потом намекаю ему на вознаграждение, шепчу, что у нас есть водка и т. д.
Пронесли большую корзину, потом еще кое-что, мелочи на руках у Гал[юськи] и Адика.
— Разрешите хоть пронести постель! — говорю я.
Заносится постель в красном одеяле. Осталось только 4 вещи, я и один носильщик идем в мягкий, тут посадка прошла беспрепятственно, я ввалился в купе, прямо себя не помня, без сил, без дыхания.
Проводник проверял у меня билет, мне кажется, у меня были только две бумажки вместо трех, третью (плацкарту) я, возможно, потерял, хотя как я без нее узнал номер места — не знаю. Вообще, это темная история, которая так и не выяснилась. Проводник потребовал с меня плацкарту только на 5-ый день путешествия, а я заявил, что отдал ее ему и тем дело кончилось.
Носильщику отдал 150 р[ублей], но пришли другие, начали клянчить, дал еще 90 р[ублей].
Через несколько минут поезд тронулся...
Как всё-таки удалось уехать — не понимаю, из 100 шансов — 99 было против! Но все удивительно укладывалось в этот день. Помощники зашивали чемоданы и укладывали, вещи на телегу, удачно нашел человека с волами и сагитировал его везти нас (а время было глухое, позднее, можно было два часа проискать подводу!), отбились от хулиганов, сумел сдать багаж в том аду, который царил в багажном... Даже, если бы свет погас на 5–10 минут раньше, мы бы остались. Но — все это миновало.
Поезд тронулся. Прощай, Алма-Ата!
13. Долго стоял у окна, когда поезд отошел от А[лма]-Ата I, за окном мелькали знакомые места — окрестности 71-го раз'езда, куда мы ездили за сазанами. Потом лег, но долго не спал, волнуясь задним числом за все пережитое.
8 часов утра. Просыпаюсь. Ст[анция] Чу. Пошел к Гал[юське], успокоил ее, она очень плохо спала ночь, беспокоилась, сел ли я. Взял чайник, колбасы, хлеба, позавтракал у себя. В 10 ч[асов] Луговая. Опять иду в междунар[одный] вагон. Оказывается, гражданин в круглой шапочке, который помогал мне подавать вещи, едет с женой в одном купе с Галюськой и Адиком и это заслуж[енный] деятель искусств УССР Адольф Иосифович Страхов. Выражаю благодарность, завязывается знакомство
Обнаружилось, что в суматохе забыли Адиковы ботинки, напис[ал] письмо Ф[анни] С[оломоновне] Гуз с просьбой взять их и прислать с попутчиком.
С 12 до 2 спал, потом читал газеты. В 3 часа Джамбул. Взял у Г[алюськи] еще продуктов, пообедал.
В 445 проехали туннель, довольно длинный. В прошлый раз его проезжали ночью. Света не было, легли спать в 7 часов.
14. Проснулся часа в 4, долго лежал, думал, опять спал. Увидел во сне, что Илюхины приняли нас со слезами радости. Вряд ли это сбудется...
Встал в 7½ часов, ст[анция] Туркестан, сначала узнал новости (оказывается, взят Житомир!), потом достал кипятку и только после этого обнаружил ларек, где выдается хлеб по рейсовым карточкам. Успел получить буханку в 3 к[ило]г[рамма], но бросил за нее 30 р[ублей] без сдачи и садился уже на ходу. Неважно!
Погода чудная, тепло, снегу нет, все греются на солнышке во время многочисленных остановок. Из Чиили отправил письмо Виве.
Появился на станциях рис. В обмен на чай и за деньги я приобрел к[ило]г[раммов] восемь — хватит нам на зиму.
В 7 вечера по моск[овскому] врем[ени] Кзыл-Орда. Еще получил по рейс[овой] карт[очке] 1½к[ило]г[рамма] хлеба — был вечер, все сидели по вагонам и потому мне это удалось легко. Достал кипятку, поужинал.
С перерывами читал «Вокр[уг] Света» (свет зажигался и гас).
15. Утром сидел в международном. Всех охватил «соляной» психоз, все тащат в вагон соль, которой тут масса. Я тоже купил два ведра по 50 р[ублей]. Потом валялся, читал, в 12 ч[асов] м[осковского] вр[емени] Казалинск.
С'ел в ресторане очень плохой обед. (два кусочка жесткой ветчины с манной кашей)
В Кзыл-Орде к нам сел новый попутчик — очень толстый, плотный и веселый человек, всеобщий друг. Впоследствии оказалось, что он армянин; хотя ему 40 лет, он всем рекомендуется Сеней.
Купе заполнилось шумом, разговорами и хохотом. Сеня — коммерсант в полном смысле слова, все время занят разными торговыми оборотами.
Вечером беседовали в темноте. Дама, которая ездила из Ленинграда в А[лма]-Ата в командировку и возвращается обратно, рассказывала ужасы об осажденном Ленинграде. Особенно потрясает рассказ о старухе, которой сын оставил 500 р[ублей]; но когда она израсходовала из них 200 р[ублей] на дрова, он отобрал от нее остальные деньги, она умерла от истощения и лежала в квартире три месяца одна. Вместо нее нашли скелет, обглоданный крысами.
О изобилии крыс и мышей она рассказывает чудеса.
16. Ночью проехали Аральское море. Утром опять к Гал[юське]. Интересно поговорил со Страховым, он много рассказывал о себе, о своей борьбе с укр[аинскими] шовинистами, которая особенно ярко выразилась во время выбора места в Киеве для памятника Пушкину, автором которого является Страхов.
Он распаковал одно место и показал модель монумента «Гунн XX века». Сильная вещь, ярко рисующая варварство фашизма. Он сделал это в Талгаре, в хате, без всяких инструментов, пользуясь одним стэком, без натурщиков... Удивительная работоспособность и сила художественного