Явно намекая на что-то другое, близкое к понятию "знал", он поиграл бровями, задорно глядя на меня.
И если бы не горе, полностью завладевшее мною, я бы, конечно, с интересом послушала историю о том, как здесь уживались Эсми и Эрик. Потому что, судя по всему, им тут было весело и не приходилось скучать.
Но, с другой стороны, мне сейчас очень не хватало поддержки. Мне хотелось сочувствия! Я сползла с дивана и, встав на колени рядом с ним, обняла, положив голову на плечо.
От неожиданности Эрик уронил ножницы, которым разрезал край бинта на пол. Они громко звякнув, упали на плитку. Это звук напомнил мне что-то другое, то ли лязг мечей, то ли скрежет ножа по доспехам. Даже не воспоминание, потому что я так и не смогла идентифицировать, а скорее, секундное возвращение разума туда, где я бы безумно хотела очутиться сейчас... И я не смогла сдержать слезы! Рыдала, как безумная, вцепившись в Эрика, как в единственное, что способно было еще удержать меня в этой жизни!
... — А теперь рассказывай! — он усадил меня на диван, перенеся туда на руках, вручил чашку горячего кофе и укутал в теплое одеяло, но я все равно не могла согреться — тряслась так, словно у меня была температура.
— Ты всё равно не поверишь, — грустно улыбнулась я.
Он усмехнулся и, сходив на кухню за чашкой кофе для себя, уселся на пол рядом. А потом, явно забыв о напитке, долго-долго смотрел на меня, не сводя глаз. И мне отчего-то думалось, что Эрик стал другим. Словно бы повзрослел за эти дни, пока я его не видела. Впрочем, дни ли? Может, пару часов всего прошло? Как знать, по каким законам идет время в этом мире и в том...
— После того, что ты вытворяла здесь в последние дни... я, наверное, поверю даже в инопланетян, — задумчиво пробормотал он.
— И что же я творила? — я изо всех сил постаралась вымучить улыбку, чтобы он невзначай не подумал, что я тронулась умом, а в случае чего списал мои странности на юмор.
— Ну, давай начнем с того, что в день моего возвращения ты чуть не вышла в окно. Потом истерика в лифте! Как вспомню лицо соседа снизу... ахаха! Лифт открывается внизу на первом, а на полу звездой, лицом в заплеванный пол, лежит красотка и орет на всю Вселенную: "Остановите! Богиня Ирида, помоги!" Че это за богиня такая, кстати? Я весь интернет прошерстил и не нашел...
Бедная Эсми...
52 глава. Надежда
Два дня я терпела. Просто сидела в своей комнате и практически всё время тупо пялилась в стену. А если не пялилась, то терпение тут же заканчивалось, и я горько выла, уткнувшись в подушку.
Что удивительно, Эрик не сбежал, хотя я и ждала от него именно этого. И даже почему-то не приставал с вопросами, хотя мое поведение, по меньшей мере, было странным.
Наоборот, он варил супы и, прогнав их через блендер, чуть ли не насильно заставлял меня пить. Он больше не делал мне кофе, говоря, что лучше бы мне побольше спать сейчас, чтобы моя депрессия поскорее прошла.
А я очень хотела уснуть! Нет, ну, а вдруг снова случится чудо? Вдруг я лягу в свою огромную двуспальную кровать, а проснусь в замке со слугами-орками? Но мне не спалось — я едва могла ненадолго задремать, а чтобы крепко уснуть — тут даже речи не шло!
Обещала себе, клялась, что на следующий день обязательно позвоню на работу — Эрик сказал, что предупредил начальство, что я заболела. И просто соберусь и пойду туда! Ведь, как известно, на людях быстрее забываешь даже о самых больших бедах!
И мне нужно было как-то забыть... И начинать жить. Потому что выбора не было. Да только никаких сил, чтобы начать заново жить я в себе найти не могла...
— Дашунь, — в комнату с чашкой чая вошел Эрик. — А я кое-что нашел! Хоть немного тебя порадую!
Он протянул мне руку. И там, на его открытой ладони, лежала маленькая золотая сережка с камешком. Та самая, бабушкина.
Я в недоумении посмотрела на Эрика:
— Ну, помнишь, как ты расстроилась, когда потеряла ее? А она под коврик в гостиной закатилась и лежала там себе спокойненько.
Получается, Эсми носила мои сережки? И она же расстроилась, когда потеряла одну? Потому что я совершенно не помнила, чтобы с серьгами что-то такое произошло! Наоборот, в тот последний вечер, перед тем, как всё случилось, я возилась с ними — чистила металл, протирала камешки.
Стоп! А где вторая?
Словно читая мои мысли, Эрик показал указательным пальцем на прикроватную тумбочку.
Я не знаю, почему мне вдруг так захотелось взять эти сережки! Это трудно объяснить... Просто там, в том мире, где осталось мое сердце, всё было связано с камнями. А у меня тут хоть какие-то, но свои камни... Ну, в общем, мне почему-то вдруг показалось, что имеется какая-то эфемерная, но возможная связь между мирами, раз уж и там, и здесь, существуют камни. Мне просто до боли, до слез захотелось найти и надеть бабушкины сережки! И, выхватив у него с ладони найденную, я пошла к тумбочке, открыла ящичек и взяла вторую.
Покрутила их, с удивлением думая, что, вероятнее всего, бабушку мою когда-то обманули...
Теперь я намного больше знала о камнях. Теперь у меня даже рука в каком-то смысле была набита. Я, конечно, уверена не была, но отчего-то мне казалось, что в серьгах этих вовсе не бриллианты находятся, а, скорее, муассаниты. Да, в коллекции Дэймона были такие камни. Похожие на бриллианты, только более сверкающие. И грани у них как бы... Как бы двойные.
Впрочем, какая разница! В нашем мире, все равно камни ничего не решают. Ну, разве что если продать их...
Зажав сережки в ладони, я легла и... крепко уснула.
И снилось мне, будто я брожу по темному лесу, длинными юбками цепляясь за ветки, ногами увязая в болотистой почве. Снилось мне, будто я плачу, горько плачу по кому-то, кого не могу в этой кромешной темноте найти. Снились мне боль и страдание, горечью полынной отравлявшие сердце. Снилось мне, будто где-то далеко, в самой чащобе, в гиблых, недоступных местах, кто-то и меня ищет и зовет.
И