«Зачем она заговорила о часах?» – подумал Субботин.
У мамы тоже никогда не было часов. У неё были натруженные, с шершавой кожей на ладонях и в то же время нежные руки. Когда вечерами перед сном она поглаживала его по голове, он мечтал, что, когда вырастет, ни за что не позволит ей работать и обязательно купит ей часы с первой же зарплаты. Эти часики даже снились ему по ночам – маленькие, овальной формы дамские часики с витым узорным браслетом. Субботин знал, матери всегда хотелось иметь такие, и хорошо помнил, какими глазами она смотрела на них, стоя у витрины магазина. Не сложилось. Не дожила мама до его первой зарплаты. Однажды мама уснула вечером и утром не проснулась. Ночью остановилось сердце. Может быть, если бы Субботин был рядом, этого бы не случилось, но он был на практике в море в далёкой Юго-Западной Атлантике, за тысячи миль от родного дома.
– Ваша мечта так и не исполнилась, – задумчиво сказал Субботин, возвращаясь из воспоминаний в действительность.
– Не все мечты у человека сбываются, – сказала женщина.
– Как было бы хорошо, если бы они сбывались.
– Так в жизни не бывает. Идёмте, я обещала Вам кое-что показать.
Женщина шаркающей походкой медленно пошла к выходу из зала. Субботин последовал за ней.
Они вошли в соседнее полупустое помещение. Только в углу на стене висело несколько графических миниатюр.
– Вот, посмотрите, – женщина подвела Субботина к одной из них.
На крохотном рисунке ярилось грозовое небо. Потоками дождя обрушивалось на луг, темнеющие невдалеке от него одинокие деревья и маленькую речушку. Гроза бушевала, порывами ветра пригибая деревца к земле, прибивая, будто вытаптывая, траву на лугу, и вспенивала речную воду. Но из-за края чёрной тучи прорывались тоненькие, дрожащие лучи ещё не видимого солнца, даря надежду и наполняя рисунок светом.
Всё на этом миниатюрном изображении представлялось настолько реальным, что Субботину казалось, что он слышит барабанный переплеск капель, падающих в воду реки, и громкое непрерывное шлёпанье по листьям деревьев и ощущает тепло скрытого за тучами солнца.
На соседнем рисунке городскую улицу засыпало снегом. Снега было много, сугробы высоки, но он всё падал и падал. Одинокий фонарь едва освещал узенькую улочку, на краю которой стоял небольшой домик. В одном из его окон горел свет, и в этом окне Субботин, как ему казалось, ясно видел детский силуэт. Ему вспомнилось детство, как когда-то он сам стоял вот так перед окном в жарко натопленной комнате и смотрел, как на улице падает снег. Узорчатые снежинки, попадая на тёплое оконное стекло, тут же таяли и слезинками скатывались вниз. За спиной, тихо напевая, хлопотала по хозяйству мама: от нахлынувших воспоминаний стало так грустно, что хотелось плакать.
– Город зимний,
Город дивный,
Снег, как с яблонь,
Лепестками,
Словно крыльев лебединых,
Осторожное порханье,
– почти неслышно за его спиной продекламировала женщина.
– Дворники, как пчеловоды,
Смотрят снежное роенье
И заснеженной природы
Убирают настроенье,
– не отрывая от рисунка глаз, продолжил Субботин.
– Вы любите Самойлова? – удивлённо спросила женщина.
– Эти строки я помню с детства. Мне их читала мама. Она любила поэзию. Белого, Заболоцкого, Есенина, особенно Ахматову.
– У Вашей мамы хороший вкус. А из современных поэтов ей кто-нибудь нравится?
– Не дожила она до современных. Мамы не стало, когда мне было двадцать, – глухо ответил Субботин, оборачиваясь.
– Извините, – он заметил, как стушевалась после его слов женщина.
– Ничего, Вы не могли этого знать.
– Как Вам рисунки? – спросила она, стараясь замять свою неловкость.
– Хороши. Порой не верится, что это простой карандаш, кажется, что видишь нарисованное в цвете.
– Вот видите, а говорили, что в живописи не разбираетесь.
Субботин глянул на часы. Как незаметно пролетело время, почти час.
– Вам, наверное, уже пора, – заметила женщина.
– Да, нужно идти, – он и сам знал, что надо уходить, но уходить отчего-то не хотелось.
– Идите, идите. Не заставляйте женщину ждать, даже если это Ваша дочь.
Ничего не ответив, Субботин повернулся и пошёл к выходу. У двери он оглянулся.
– Извините, к своему стыду, я не спросил Вашего имени.
– Надежда Васильевна. Но разве это важно?
– Спасибо Вам, Надежда Васильевна, – Субботин ещё хотел добавить «ещё как важно», но промолчал и вышел из зала.
Дочь Субботин заметил сразу, как только вышел из музея, на другой стороне улицы в группе молодых девушек, видимо, сокурсниц, и одного, возвышавшегося над ними на голову парня.
Лана, помахав ему рукой, попрощалась со всеми и, перебежав дорогу, быстро подошла к машине.
– Давно ждёшь? – спросил её Субботин.
– Нет, мы только подошли, – она оглянулась, обняла его и поцеловала в щёку. Это было довольно странно, потому что дочь довольно редко проявляла свои чувства по отношению к ним с женой. Потом она снова оглянулась и села в машину. Субботин, глянув на сокурсниц дочери, заметил их неподдельное удивление. Парень же просто испепелял его взглядом.
– И для кого этот спектакль, для него? – спросил он, сев за руль.
– Какой спектакль? – щёки её зарделись румянцем.
«Господи, сама невинность, – иронично подумал Субботин. – Девочка-дюймовочка. Во взгляде удивление, в голосе наигранное возмущение, смешанное с обидой».
– Между прочим, парень готов был меня убить взглядом, – заметил он.
– Ничего, пусть помучается. Заслужил, – буркнула дочь, но тут же поняла, что сама себя выдала и замолчала, поджав губы, как обиженный ребёнок.
– Хорошо, пусть мучается. Не спрашиваю, почему. Захочешь – сама расскажешь. Забыли. Сейчас у нас с тобой другая проблема. Что подарим маме на день рождения. В моей голове крутится банальный набор – хорошие духи, бельё, что-нибудь из ювелирных украшений. У тебя есть свежие идеи?
– Увы… Яблоко от яблони…, – вздохнула дочь.
– Тогда остаётся одно: проблему решать на месте. Едем по магазинам.
– Идёт, – кивнула Лана.
Субботин включил зажигание. Двигатель, как довольный кот, тихо заурчал, и в следующий момент машина плавно тронулась с места.
Следующий час с небольшим они безрезультатно мотались по магазинам. Среди множества, казалось бы, подходящих для подарка вариантов они так ничего и не смогли выбрать. Наконец, в одном из ювелирных остановились на изящных серёжках с чёрным жемчугом. Жемчуг на свету отливал синевой, иногда в ней мелькали жёлто-зелёные блики, и это им с дочерью показалось довольно