Была ещё одна причина всё усиливающемуся охлаждению отношений между мужем и женой, и она скрывалась в том самом полевом цветке, который Джирас сегодня привёз домой.
Несколько лет назад Заира увидела этот цветок у Джираса (он, конечно, понял: забежала, чтобы проверить, муж на работе или нет).
– Что это такое? – спросила она, разглядывая длинные тонкие листья, тянущиеся вверх по оконным стёклам.
– Просто растение, – ответил Джирас.
– Не похож на домашний цветок.
– Полевой цветок, – подтвердил Джирас. – Как называется – не знаю…
Он скрыл от жены, что сам придумал название для своего цветка.
– Откуда он у тебя? – спросила Заира, хотя знала, какой последует ответ.
– Чимназ дала. Я же тебе рассказывал…
Лицо Заиры помрачнело. Джирас знал: не потому, что вспомнила о безвременной кончине Чимназ.
– Выкинь его! Принадлежавшее покойникам не держат у себя.
– Это подарок, – возразил Джирас. – Она подарила, когда была ещё живая.
Заира ушла обиженная и дома не заговорила с мужем. «Хорошо, что обошлось без скандала», – успокоился Джирас.
С цветком и Чимназ связана отдельная история. Что-то Заира знала из этой истории, но не всё. Всё знал Джирас и хранил это в глубинах своего сердца, окутав нежностью и уважением. Вот отчего порой казалось, что сердце у него болит: он испытывал вину перед Чимназ. Чем больше охлаждались его отношения с Заирой, тем сильнее давало о себе знать это чувство.
Чимназ сидела в соседнем от Джираса кабинете.
Сегодня Джирас уже не сомневается, что в небольшом коллективе (около тридцати человек, большинство – женщины) только она могла додуматься принести полевой цветок с неизвестным названием и приучить его к домашним, точнее, рабочим условиям. Остальные женщины учреждения, попав под влияние наступившего лихолетья, перестали обращать должное внимание на растения в своих кабинетах; и даже на работу позволяли себе приходить неаккуратно. Директор, в коллективе за глаза прозванный Бенбецом, не имея возможности выплачивать вовремя работникам зарплату, не мог никого упрекнуть и на всё закрывал глаза.
Такое положение дел, казалось, устраивало всех.
В коллективе не стало прежней сплочённости. Товарищи на работе не видели друг друга неделями и месяцами, не знали, кто как живёт и чем занимается, вместе сходились через два-три месяца, в день выплаты хронически задерживаемой зарплаты. На эту зарплату невозможно было выжить: многие подрабатывали на стороне, но и привычную работу не решались бросить. Не оставляла надежда – а вдруг вернутся лучшие времена? Однако женщины перестали обращать внимание на цветы в кабинетах.
О заброшенных цветах позаботилась Чимназ: она собрала их и перенесла в свой кабинет, начала за ними ухаживать. И цветы ожили! Приходя на работу, если день выдавался погожий, Чимназ выносила горшки с цветами на просторную стеклянную веранду. Постороннему человеку, попавшему сюда, могло показаться, что здесь, в конце веранды, открыт цветочный магазин.
Однажды так и случилось.
– Цветы продаются? – спросил некий молодой человек.
– Да, – не растерялась Чимназ, белозубо улыбаясь. – Можете купить!
По звонкому смеху и ясной улыбке женщины молодой человек догадался, что ошибся.
– Берите! – удержала его Чимназ. – Я пошутила. Мы не продаём, мы их дарим.
Молодой человек походил возле цветов. Заглянул и в кабинет.
– Ого! – воскликнул он. – Да тут целый оазис. Какой можно забрать?
– Какой угодно, – Чимназ продолжала улыбаться и совсем расщедрилась. – Берите, сколько хотите.
У молодого человека в одной руке появился горшок с геранью, а в другой – кактус с длинными узкими отростками.
Джираса удивило, что незнакомец вот так просто взял цветы и ушёл. А Чимназ, видя его недоумение, весело прокомментировала:
– Один – жене, другой – тёще, – она засмеялась. – А какой – кому, сам догадайся.
– Нет, – не согласился Джирас. – Один – жене, другой – любовнице. А какой – кому, сама подумай.
– Вы, мужчины, не можете без любовниц, – Чимназ уже не улыбалась.
– Ну, пусть не любовница, – Джирас смягчил свои слова. – Пусть будет просто приятная женщина, которая нравится. Ну, любимая.
– Вот это другое дело… Главное, чтобы любимая…
В глубине глаз Чимназ, которая вновь заулыбалась, Джирас впервые заметил промелькнувшую печаль.
«Как, и у неё?.. Красивая женщина с семьёй и двумя детьми (хотя по её внешнему виду никто бы этого не предположил), умеющая подать себя с безупречным, для своего пола, достоинством, тоже заставляет себя скрывать в глубине глаз печаль?.. Наверное, я давно не заглядывал в глубины женских глаз… Жизнь, понимаешь. Что-то мы видим, но многое не замечаем. Что только не кроется в людских сердцах, особенно женских… А вот Заира не умеет, как Чимназ, скрывать то, что у неё в сердце…» – думал Джирас.
Незадолго до этого произошли и другие важные события.
Бенбец не желал, чтобы их учреждение, как и многие другие, рухнуло. Держался за должность – пусть возглавляемый им коллектив был мал, он дорожил им.
Несколько лет назад он вышел на пенсию, но продолжал работать. Он действительно походил на улитку: лысый, в больших очках с толстыми стёклами; лоб прорезан глубокими морщинами, над каждым глазом крупные с орешек бородавки; в светло-коричневом обвисшем костюме, ноги его плохо слушаются, ходит сгорбясь, выставив голову вперёд, – чем не улитка, у которой разбилась раковина? Но подобное сходство в коллективе подметили потом, прозвищем его наградили раньше, по другому поводу.
Бенбеца в советские времена откуда-то пригласили и поставили во главе учреждения. Чаще всего с языка директора слетало слово «улыбка». Но в его речевом аппарате с этим словом, как и со всеми русскими словами, происходило нечто невообразимое. Каждый раз, собирая в своём большом кабинете коллектив, он повторял, оголяя в улыбке свои золотые зубы: «В чалавеки самый дарагуй вещ – это улипка». Он желал, чтобы все сотрудники исполняли свои обязанности постоянно улыбаясь. За это над ним за глаза подтрунивали, но нельзя сказать, что его не любили.
Как-то после очередного совещания, когда все разошлись по своим кабинетам, Чимназ зашла к Джирасу и сказала:
– Девушки со мной согласны, все помирают со смеху, – она и сама мелодично смеялась. – Интересно, что ты скажешь.
– О чём? – удивился Джирас.
– Наш «улипка» ведь похож на «улитку»…
Джирас недолго соображал и тоже расхохотался.
– Особенно если без очков, – он вытер выступившие на глазах слёзы. – Правда, без раковины…
Как бы то ни было, прозвище не мешало коллективу относиться к своему руководителю с должным уважением. Особенно его ценили в наступившие годы неразберихи. Бенбец не растерялся, сумел удержать учреждение на плаву, сохранить коллектив, хоть и с потерями. Кто только ни пытался отобрать небольшое здание, в котором находилось учреждение! Начиная с министров и высокопоставленных милицейских начальников, кончая ворами и грабителями… Но Бенбец выстоял, словно