…Налью себе рюмочку жёлчи:
глядишь, поскорее усну.
6. Любовь была, и слава ей навек!
И жизнь прошла то в радости, то в плаче.
Я, видно, не пустяшный человек,
раз не сумел прожить её иначе.
В ней было всё, что нужно и что нет.
Меня тогда от счастья било током
на протяжении двух тысяч лет
в Господнем мире, страстном и жестоком.
Любимые, спасибо за любовь —
за этот пыл и лёт напропалую!
Вы отлюбили. Нынче вновь и вновь
я ваши тени бережно целую.
У вас уже ни плоти, ни имён.
Да я и сам почти что бестелесен
в нечётком воздухе иных времён,
который мне уже так странно тесен.
7. Чтоб не мучиться: «Ново? не ново?»
(Наплевать, и старьём обойдусь!)
Чтоб собой удивлённое слово
уходило бродяжить на Русь.
Чтобы, Господи, жить как навскидку:
где-то вспыхнуло – еду! лечу!
Чтоб любови счастливую пытку
прижимать, как подругу, к плечу.
Чтобы лёгкость движений и взмахов,
невозможный полёт воробья
после всяких восторгов и ахов,
и высокой тоски бытия.
Чтобы «Нет, не могу!» накатило:
лягу возле и рядом с собой.
Только б жизни на это хватило!
Только б сразу и наперебой…
8. Тихий дождь почти что шепотком.
Хмурый день, любимая погода.
Сесть за стол, подумать ни о ком,
позабыть число и время года.
И вздохнуть, как будто после слёз —
будто кем-то понят и утешен.
Будто всё взаправду и всерьёз —
стар и глуп, к тому же не безгрешен.
Жил, как мог, под мудрых не кося,
допускал посильные излишки,
чтобы жизнь, пока ещё не вся,
исправляла их без передышки.
Как любил я, всё же, эти дни!
Стынь и ветер, слякоть по дорогам…
Словно мы и вправду не одни.
Словно разговариваем с Богом.
9. Всё будет, граждане, как надо:
всё в самый смак и прейскурант.
Кому положено – награда,
кому покуда красный бант.
Ей-богу, тут не до разборок:
дают – бери, а то сопрут.
Прошёл автобус в девять сорок.
В селе внизу спустили пруд.
Сенцов базарит с продавщицей:
в чекушке обнаружен скол.
Как тут от жизни не тащиться,
поставив ей законный кол
за неуменье и незнанье,
за не отсюда и не так!
За неуместность вспоминанья
того, что прожито не в такт.
10. Спокойным мастерством нас радуют июли,
готовностью свершать полезные дела:
развешивать в саду тучнеющие дули,
с дождём ходить вокруг садового стола.
Есть мудрость в этих днях и утешенье в прочих,
и тени по стерне от низких облаков.
Суров солдатский быт у пчёл чернорабочих,
среди которых я, Геннадий Русаков.
Я тоже свой взяток считаю на ладони
и забываю счёт на третьем пятаке,
когда опять дожди за Редькиным долдонят
всего за три версты, уже невдалеке.
Не надо ни о чём жалеть между дождями:
всё будет и пройдёт, опять зашебуршит.
И снова Божий мир небесными гвоздями —
мелкотоварным дождиком – прошит.
Стихотворения
Юлия Покровская
Поэт, переводчик, член Союза писателей Москвы, член Русского Пен-Центра. Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Дружба народов», Континент», «Плавучий мост», альманахе «Предлог» и др. Автор книг стихотворений: «Выбор» (Авиатехинформ, 1996), «Солнечное сплетение» (Предлог, 2004), поэтического переложения книги П.Луиса «Песни Билитис» (Вита Нова, 2010). В переводах печатались стихи французских (Ж.Дю Белле, В.Гюго, А.Самен, А.Жид, П.Валери, Ж.Кокто, П.Элюар, М.Уэльбек), а также польских, сербских и др. поэтов.
«Серпантинная дорога…»
Серпантинная дорога —
жизнь моя, моя стезя.
Впереди бежит тревога
и догнать ее нельзя,
обойти, вздохнуть свободно,
все предчувствия гоня,
потому что, соприродна
мне, она сильней меня.
И всегда была – в начале,
и останется в конце —
старшею сестрой печали,
тенью на моем лице.
Солнечное сплетение
Этот узел меня доконал:
мало было других безобразий —
он прямой открывает канал
для космической связи.
Как локатор, сигналы ловлю,
отзываюсь на них поневоле.
Гроз и солнечных бурь не терплю,
ненавижу магнитное поле!
Каждый чих всяких дур волновых,
как зеркальное их отраженье,
повторяю. Но прямо под дых
бьет любой поворот и движенье.
Протестую (с годами – сильней)
всею плотью, болящей и тленной,
позабыв, что и болью своей
я причислена к лику вселенной.
Возьми меня в ученики
Возьми меня в ученики!
Я не прошу внимания —
лишь крошками корми с руки
взаимопонимания.
Не холь меня и не лелей —
я из того сословия
словесного, кому елей
опасней, чем злословие,
чем холодность и неуспех,
чем древний страх цикуты.
И мне достаточно утех
одной душевной смуты.
Любую предназначь судьбу —
как пес, я кинусь в ноги
и вынесу, хоть на горбу,
все рытвины дороги,
и рвы, и надолбы пути,
что прочих всех дороже, —
лишь ручку мне позолоти,
чтоб почерк вышел строже.
Возьми меня в ученики
и не давай поблажки!
Твои уроки, жизнь, легки,
хотя и слишком тяжки.
Колесо фортуны
Наталье Аришиной
Карты легли или звезды взглянули добрее?
Что ни задумаю, стало вдруг все получаться,
как у того ловкача, молодца, брадобрея,
что со своею Сюзонн так спешил обвенчаться.
Граф Альмавива! Все ваши усилия тщетны:
не переплюнуть, хоть лопни, любимца Фортуны,
чей темперамент, сродни извержению Этны,
сплошь заполняет