Не оплошать бы и мне: упоение кратко,
и не откупишься: в том же флаконе – расплата.
Наша Фортуна на многие фортели падка.
Как тут не вспомнить отвергнутый дар Поликрата?!
«Хоть большего мне и не надо…»
Хоть большего мне и не надо,
но меньшего я не хочу.
Обещана коли награда,
пускай я ее получу.
Желательно раньше, чем позже,
натурою, а не деньгой —
добавкой шагреневой кожи,
цветной новогодней фольгой,
асфальтовой мглой под ногами,
шуршанием палой листвы
и свечкой каштана, как в храме,
затепленной в сердце Москвы.
В чистом поле
Вот лежит это чистое поле,
голубых под луною кровей —
Приходи разгуляться на воле,
снегопад, снегодуй, снеговей.
Заводи свою жалобу, вьюга,
затяни свою песню, пурга.
Будто ищут смертельного друга,
закадычного кличут врага.
Где здесь половцы? Где печенеги?
Далеко ль Золотая орда?
Так печально о вещем Олеге
этой ночью гудят провода.
Все так близко и так неделимо,
что не скажешь наверняка,
облака ли проносятся мимо,
или ветер торопит века?..
Но бескрайние эти равнины
не обнимет ни голос, ни взгляд.
Все стирает – и беды, и вины —
снеговей, снегодуй, снегопад.
«Ну, и какой тебе надобно воли?..»
Ну, и какой тебе надобно воли? —
Низкое небо в заснеженном поле,
свет еще брезжит, но скоро уйдет,
точно народник унылый в народ.
Ты же иди на любые четыре
стороны света, известные в мире.
Или подальше куда-то еще,
как объяснят тебе через плечо.
Выселки
Снежное марево, кружево, крошево —
дом занесло аж по самые уши.
– «Как вам живется? Что в мире хорошего?» —
Скажут ли мне стариковские души?
Белое, черное – сколько запасов! —
Только контрасты в российской природе.
И надрывающий сердце Некрасов —
наш современник при всякой погоде.
Недалеко и отъехали, в общем-то:
час электричкой да час на автобусе.
Дятел, синички – все местное общество,
и не ищи эту пропасть на глобусе.
Картина
Художнице Елене Колат
Небо вроде чуть поголубей.
Женщина в очках, нелепой шляпке
в зимнем сквере кормит голубей,
снег летит на розовые лапки.
Кажется, что весь окрестный свет
сторожит чугунная ограда…
Женщина их кормит столько лет,
что уже и уходить не надо.
Не из нашей жизни существо:
и открыта так и простодушна,
будто со святыми есть родство.
Ко всему готова и послушна.
Замкнуто полотен бытиё.
Трогать их нельзя – смотреть и видеть.
Это хорошо: в толпе её
и толкнуть могли бы, и обидеть.
«Гроза гуляла по окраинам…»
Гроза гуляла по окраинам,
вовсю играя желваками.
Она ревела зверем раненым
и зло ворочала белками.
И запахи озона пряного
грозили бунтом и убийством,
и, двигаясь с упорством пьяного,
она дышала евразийством.
И сокрушала все на подступах,
стволы валила и столбы,
и в быстрых молниевых отсветах
я видела лицо толпы.
«Придется завести собаку…»
Придется завести собаку,
чтобы кого-нибудь любить.
Ведь если верить Зодиаку,
у Девы спутник должен быть.
Веселый, чтоб душа наружу,
Но воин, хоть бы и один.
Куда там сыну или мужу —
Он не предаст, как муж и сын.
Я расшибусь в лепешку, чтобы
не обмануть твоей любви,
о мой дружок высоколобый,
с неясной примесью в крови.
И если повезет, до гроба
нас обойдет печали тень.
И, чтоб не мучиться, мы оба
умрем в один и тот же день.
«Куда же ты, радость моя, подевалась?..»
Куда же ты, радость моя, подевалась?
И в руки плыла, да никак не давалась.
Куда же ты, счастье мое, утекло?
Так близко ходило, что блузку прожгло.
Надежда моя, с кем живешь ты теперь?
«Не бойся, – твердила, – все сбудется, верь!»
Любовь моя, ты лишь осталась со мной.
Одна только ты всем потерям виной.
Пятый элемент
Над улицей ночной Одессы,
неповоротливо легки,
летят, гудя, как «Мерседесы»,
большие майские жуки.
Такси воздушное свободно. —
Ну что же ты? Лови момент.
Лети, любовь, куда угодно,
неверный пятый элемент.
Не бойся, я не буду нищей:
со мной останутся всегда
огонь, нуждающийся в пище,
зверек прирученный – вода,
и ветер, с норовом мальчишки,
как парус треплющий поля,
моей, быть может, лучшей книжки…
И ждущая свое земля.
«Когда Он дары раздавал, мне хватило всего…»
Когда Он дары раздавал, мне хватило всего,
всего, кроме, может быть, капли безумной отваги.
Бесстрашной была только раз я, и то на бумаге,
а в жизни – ни разу. Ни до и ни после того.
Мне нет, и не будет, наверно, уже оправданья:
зачем испугалась я стать твоей тенью, мой свет?
Теперь я – лишь тень, чьи всегда одиноки скитанья,
и света не будет ближайшую тысячу лет.
«Ах, не этих