– Да, да, – сказал я уже практически безразлично Маше. – Нам действительно, наверное, надо расстаться, хотя бы ненадолго, я пока не могу, у меня проблемы, серьёзные психические проблемы. Ты не думай, что я не хотел, чтобы нам было хорошо, я просто не осознавал… это хуже, чем пьяный, меня просто нет, понимаешь, просто нет.
На другом конце провода послышались размеренные гудки. Я сел на стол. В голове вертелось одно. Так, значит, я всё-таки был здесь, так каким же, чёрт возьми, образом, я оказываюсь на этом отвратительном море, в этом ужасном отеле с этим омерзительным видом на Du Larvotto?! Вспомнив последнее – какие-то нежные и приятные нотки заиграли в моей душе, – я взял в руки карандаш, клочок какого-то фирменного бланка и начал писать. Писалось так же легко, как и там, в Монако, строки ложились одна на другую, и, как по волшебной палочке, тут же рождалась третья и четвёртая… Я творил.
5
С каждым днём я всё больше и больше привыкал к сложившейся ситуации, и, как мне показалось, подобный ход вещей даже начал вполне устраивать меня. Вышла моя большая книга, мне сделали несколько презентаций, хорошую рекламную кампанию, книги стали расходиться по России и странам зарубежья. Появились деньги, и немалые. Я смог обновить себе квартиру, приобрёл хороший загородный дом. В общем, что называется, жизнь сложилась… Одно напрягало. У меня так и не было до сих пор семьи и настоящих близких отношений с девушками, которых я очень любил и так же быстро, как влюблялся, терял. Море забирало моё тело, но продолжало баловать душу. Каждый божий день рождал новые волнения, новые импульсы и чувства. Я продолжал творить, но чувствовал, что мои творения отражают не мою, а чью-то жизнь; что те эмоции, которые я передаю в своих произведениях, приходят ко мне ниоткуда, я, как чёрная дыра, притягиваю информацию чьей-то нормально прожитой жизни, чьих-то чувств и просто преобразую всё это, опять же, не по своей воле, в мелодичные стихотворения и поэмы, удивительные рассказы и повести. Становилось жутковато. Но богемная суета продолжала растворять меня в своём соблазнительном сосуде. Я становился всё более наглым и бесцеремонным, всё больше в душе моей формировалось чувство своей уникальности и незаменимости, а иногда даже божественности. Да, да, иногда я начинал сравнивать себя с Богом, не по физическим, а по духовным параметрам. Строки мои были столь чисты и пронзительны, что, в общем-то, ни один здравомыслящий человек не смел мне сказать слова критики, потому что понимал, что это действительно гениально, что на самом деле никогда ещё не было, да и не будет никого, подобного мне.
М-да, слава, каждодневная феерия переполняли, и где-то в глубине сердца я начал понимать, что финальная черта уже близка, та финальная черта, которая должна отрезать прекрасное, нежное и чуткое от поддельного, искусственного и лживого. Лживого – такого, как моя семья, которая появилась у меня к тому времени. Женщина, красивая, умная, проживала свою жизнь, славу с человеком, который не мог дать ей ничего, кроме денег. Любить-то я уже тоже не мог, и все ночи напролёт я проводил там, у Du Larvotto, а не с ней. Та давняя история с Машкой как будто всё перечеркнула, поставила жирную точку в моих реальных эмоциях и чувствах. Иногда, просыпаясь под всё тот же испепеляющий мои силы шум моря, я чувствовал, что рассудок всё же начинает потихоньку покидать меня.
А однажды утром вдруг стало так больно от безысходности, от понимания того, что я не в силах изменить что-либо в сложившемся ходе событий…
Изменить. Подобная мысль всё чаще стала приходить в мою одурманенную алкоголем и наркотиками голову. Однажды я сказал своей жене, что мы расстаёмся. Выдал ей необходимую сумму денег, подписал нужные документы на соответствующую недвижимость, и тёплым осенним днём поехал на Белорусский вокзал. Какой-то голос, который, быть может, спал до этого, вдруг чётко и явственно стал призывать меня вернуться туда, где мне было так хорошо. Свободных мест было море, но я взял всё то же люксовое купе до Ментона, обратно брать не стал, что-то подсказывало мне, что билеты обратно будут в наличии. Заказал в агентстве визу и забронировал тот же самый отель, который когда-то забрал у меня жизнь… Высказал пожелание на заселение именно в тот номер, где удивительными ручьями ниспадали вниз цветочные стебли и пахло по утрам замечательным свежесваренным кофе.
Проносились уже немного знакомые пейзажи. Становилось всё теплее, всё более яркие краски добавлялись в нескончаемую ленту пейзажей за окном. Вот и Верона, которую пока так и не довелось посетить, но зато я был в Трогире, а ведь это почти что маленькая Верона. Захотелось выйти и прогуляться до легендарного балкончика Ромео и Джульетты. Мне ведь так не хватало всего этого в прошедшие десять лет жизни.
Хлопок дверей, и я понял, что следующая остановка – Ментон.
6
Не много нового добавилось в пейзаж Монако. Москва выросла, изменилась где-то в лучшую, ну а где-то и в худшую сторону, а здесь, как мне показалось, время встало. Наверное, всё ждало того часовщика, который сможет повернуть часы на башне дворца Гримальди вспять, и этим посланником, похоже, мог стать я.
Пожелания по поводу вселения именно в тот номер выполнили. Проходя по вестибюлю отеля, я едва коснулся пальцем мордочки собачки в той самой мраморной композиции и улыбнулся. Какой-то непонятный комок начинал подбираться к моему горлу всё очевиднее. А что, если вся эта идея со сменой обстановки фикция? Что, если я опять проведу десять волшебных дней в святой уверенности, что межпространственный порог пройден, а на самом деле этот злосчастный отель так и будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь? Что, если?.. Голова кружилась и распухала. Я выпил несколько бутылок пива и пошёл на пляж. Купаться не хотелось. Руки холодели, и по всему телу разливалось волнение в преддверии приближающейся ночи.
Не спалось и не ложилось. Я боялся того, что может произойти со мной. А может быть, не стоит, а может быть… взять чемодан, уехать на вокзал