– Боже, боже, – пропел я, потягиваясь и дотрагиваясь до шершавого тельца вечнозелёного дерева. – Ещё целых десять дней. Не верится, но это правда, которую хочется притормозить, зафиксировать, запечатлеть, прочувствовать каждой клеточкой тела и души… – я начинал делать утреннюю гимнастику.
Вдох, выдох, вдох, выдох… постепенно на улице начали появляться счастливые люди, одетые во всё светлое. Вдох, выдох, вдох, выдох, – лучи солнца упали наискось и удивительным образом подсветили Plage du Larvotto, который я уже так успел полюбить за те два дня, проведённые здесь, в самом сердце Монако.
Отель, где я поселился, был выполнен в самых лучших традициях Средиземноморья, и я упивался моим роскошным номером, открытой, увитой цветами верандой ресторана, мраморной лестницей с приятным налётом векового шарма.
Второй день творилось. Я сел за стол и прямо на рекламном проспекте начал писать. Рифма ложилась, как подтаявшее масло на хлеб. Писалось всласть. Так не писал я уже года два, а может быть, и никогда…
После вожделенной чашечки кофе и получасового просмотра прессы в ротанговом кресле я наконец-то неторопливо начал собираться на пляж. Солнце набирало обороты, купаться хотелось всё больше и больше. Сложив походную сумку, я спустился в вестибюль, открыл парадную дверь, вышел на площадь и направился на Du Larvotto…
2
Дальше был поезд. Не люблю летать. Поэтому в поезд Ницца – Москва садился спокойно, с тонами ностальгии по прошедшим двум неделям отдыха. Сказал Ментону: «Пока-пока…»
Помню, как сейчас, вылизанное новое купе-люкс. Обитые под дерево стены, цветы на столике, кровать. От избытка чувств спать хотелось необыкновенно. Заказав чашечку чая, я засел за просмотр развлекательного журнала, который, по обыкновению, расклеивал меня по полной. И всё же нет. Конечно же, ещё несколько часов нужно посмотреть в окно. Пробегают ведь бесподобные пейзажи. Миновав Бордигера, понеслись божественные по своей аккуратности и законченности пейзажи Лигурийского побережья в окрестностях Сан-Ремо. Ах, ну вот теперь-то можно наконец и подремать…
Спалось под равномерное, как ходики, движение поезда волшебно. Вновь вернулся Ментон, такси до Монако, «ах» от удивительного и поражающего воображение после опостылевшей Москвы отеля, той самой цветочной веранды, той самой ковровой дорожки в вестибюле, мраморного мальчика с собачкой и потрясающей панорамы Du Larvotto с балкона. Так не хотелось просыпаться. Какой-то непонятный, незнакомый доселе звук заставил меня открыть глаза.
Я лежал на роскошной широкой кровати, а прямо передо мной, в витиеватой багетной раме, в предрассветных лучах солнца просыпалась Венеция. Глаза были ещё чуть приоткрыты, я вдохнул свежий, пропитанный цветами, солнцем и морем воздух, потянулся, и неожиданная мысль вдруг проколола сердце, заставила его опуститься и начать биться быстро-быстро. Я как очумелый вскочил и, осмотревшись вокруг, схватился за голову и начал метаться по полу. Господи, вы не поверите, но я пребывал в том самом отеле, который покинул десять часов назад! Голову сдавило, и показалось, что либо что-то сейчас лопнет внутри, либо придёт оно – состояние безумства. Я был в одежде, в той самой, в которой садился в поезд, но больше не было ничего. Где я? Кто я? Всё смешалось и поплыло перед глазами. Шатаясь, я подошёл к двери номера и наотмашь, рукой, открыл её. За окнами вагонного коридора проносились, как мне показалось, пейзажи Австрии. Значит, моё пятиминутное пребывание в Монако стоило, как минимум, восьми часов движения поезда. Боже… я сел за стол и стеклянными глазами начал изучать полочку с туалетными принадлежностями. За этим занятием я провёл несколько часов. Какая-то непонятная судорога прошла через всё тело и, кажется, вышла наружу с приятным покалыванием в пятках. В туалете закурил и ещё несколько минут пытался собраться с мыслями и проанализировать, что со мной всё же произошло.
3
Вторую ночь в поезде проводил, как парашютист в ожидании прыжка. Что-то будет… Прилёг, скукожился, опять раздался непонятный щелчок – и картина повторилась снова. В поту, в сомнамбулическом состоянии открыл дверь отеля и увидел, как за окном проносятся уже почти близкие и родные сердцу пейзажи средней полосы. Проносилась восточная Белоруссия. Защемило внутри. А ведь я так люблю эту серенькую, простенькую, но одновременно очень благородную природу и людей, которые живут на этой земле. Да, здесь нет благоухающих зарослей магнолий, рядов из гигантских пальм, отвесных скал, зато есть то, что я на самом деле очень и очень люблю. Есть мой дом. Ещё немного, и уже проносились знакомые полустанки, и я стал отсчитывать минуты до Москвы.
На перроне, как мы и договаривались перед отъездом в отпуск, меня встречала моя новая знакомая Машенька, чистенькая такая, хрупкая, миловидная. Стояла и куталась в лёгкий платочек. Я, увешанный сумками, значительную часть содержимого которых составляли подарки для неё, шёл по мостовой, переваливаясь, как неуклюжий, косолапый медведь, и, довольный, поглядывал в её глаза, лучистые и открытые.
Ах, как же я ждал этот миг, когда наконец-то дома и наконец-то можно обняться и стоять, стоять, не отрываясь и не говоря друг другу ни слова. Ради этих чудесных минут я, право, пожертвовал бы половиной проведённого отпуска в Монако… Ну не осуждайте, лишь только половиной. Такой внутренней окрылённости и такой творческой плодовитости я уже так давно не испытывал, а это ведь так важно для писателя. Да, простите, позвольте представиться. Писатель… Да, пожалуй, что и сказать-то больше о себе нечего. Имя. Вася, Петя, Саша – какая, собственно, разница. Я просто человек, который ищет общения с прекрасным и который жить без прекрасного просто не может.
Машка была неповторима и что-то без умолку лопотала, как мне казалось, на своём угорском, то ли мордовском, то ли марийском. Время потихонечку подвигало стрелки к полуночи. После душа мы с Машей отправились в спальню. Прилегли на кровать, и, как мне показалось, я мгновенно вырубился… Я не могу передать того ужаса, который охватил меня, когда я услышал шум набегающих волн и увидел первые робкие солнечные лучики, которые озаряли небо Лазурного берега. Я, похолодев, накрылся приятным и нежным, как пушинка, одеялом с головой и заплакал. Слёзы мои были столь бурными, что я залил ими всю подушку. Потом стало пусто. Потом мысль промелькнула у меня в голове, и я сумбурно вскочил с кровати, побежал к двери – за дверью оказалась прихожая в моей московской спальне, включённый свет. И никого…
4
Всю ночь не спал, курил, пил виски и тупо просматривал последние бестолковые новостные сообщения на одном из интернетовских сайтов. К утру стало