Через десять дней меня выписали. Главное, конечно, спасибо
Татьяна Хамаганова
По национальности бурятка, проживает в г. Улан-Удэ Республики Бурятия Дальневосточного региона. Телевизионный режиссер, член Союза журналистов России, член Гильдии межэтнической журналистики России, действительный член Евразийской Академии Телевидения и Радио.
В 2001 г. ее авторский телефильм «Во глубине Сибири» на конкурсе, объявленном ЮНЕСКО (ООН) в Париже, стал поводом для признания этнокультуры старообрядцев (семейских) Бурятии «шедевром духовного и нематериального наследия человечества». Лауреат премии Союза журналистов России, лауреат и дипломант многих международных, российских и республиканских конкурсов и телефестивалей. Заслуженный работник культуры Республики Бурятия, входит в «Золотой фонд женщин Сибири».
Татьяна Хамаганова пишет на двух языках – русском и бурятском. На бурятском языке издана веселая книжка «Хошон зугаа» (юморина), периодически издаются рассказы в журнале «Байкал» и сказки в детском журнале «Бэрхэшуул». На русском языке изданы книга рассказов «Русский характер» о русских деревнях с целой галереей образов русского характера и «Житейские истории» – городские и деревенские рассказы. Изданы две книги прозы «Однажды при сухой грозе» и «Мозаика судьбы». Также в ИСП готовится к выходу в свет книга рассказов «Азбука жизни». Т. Хамаганова пишет и для детей. Так, в 2019 г. вышла книжка сказок «Навеяно радугой» – сказки на семь цветов радуги, и готовятся к изданию «Сказки Розовой Сороки» – двенадцать сказок на четыре времени года.
Татьяна Хамаганова также является постоянным автором газеты «Пятница Плюс» и журнала «Байкал», где периодически издаются ее рассказы, продолжает сотрудничать и с телевидением.
В своих произведениях автор утверждает, что не бывает безвыходных ситуаций, если есть у человека доброта, любовь, всепрощение и никогда не покидает его чувство юмора.
Рублик
На дороге валялся рубль и нагло ухмылялся. Никодим хотел поднять его и положить в карман, но призадумался:
– Прямо так и разбежался сразу? Очень надо! Могу и проигнорировать тебя, я гордый, лишний раз и не нагнуся, – бормотал он, опасно покачиваясь, – что мне один рубль! Если б сто рублей нашел, а то… рублик! Ухмыляется ишо! Что ты можешь осилить? Ты даже сто грамм самой захудалой водки не одолеешь. Даже банку пива не куплю на один рубль, охота была на карачках ползать перед тобой…
В это самое время мимо него пробегали соседские ребятишки Юрка с Колькой и, с ходу подняв рубль, умчались дальше. Им было невдомек, что дядя Никодим тоже нашел его, но из-за непонятной гордыни не хотел сразу радоваться находке. Он себя уважал, вернее, он был в том состоянии, когда человек вдруг начинает себя шибко уважать. А ребятишкам виделось, что пьяный сосед стоит посреди дороги и сам с собой разговаривает, что-то лопочет под нос, не замечая лежащей в двух шагах от него монеты.
Расстроенный Никодим, покачавшись на месте с минуту, все-таки двинулся в сторону ларька, куда вообще-то и направлялся, чтобы выйти из угнетенного состояния. Вчера перебрал маленько с мужиками по случаю хорошей погоды, теперя вот одни похмельные страдания замучили организм.
– Нюрка, продай банку пива! – постучался в окошко Никодим.
– Обеденный перерыв! – раздался голос из нутра ларька.
– Ты че, сдурела, со с ранья уже обедом кормишься? – возмутился мужик.
– На часы погляди, двенадцать уже, харя запойная! – жестко отрезала продавщица.
– Нюрк, ну ты чего! Ну дай банку пива, а? – перешел на тон ниже Никодим. – Без поливки и капуста сохнет, сушняк задавил, мочи нет!
– Переживешь, не впервой, – буркнула женщина, – и вообще, не мешай мне кушать, ходят и ходят тут, ни тебе пожрать, ни тебе вздохнуть!
– Ага, губу раскатала, Нюрка, будто к тебе очередь с километр растянулась. Прям тута стоит полдеревни и от жары лопается, не протолкнуться… Ты должна радоваться каждому покупателю, я тоже в какой-то степени покупатель. Дай банку пива! – отчаянно забарабанил по стеклу Никодим.
– Будешь буянить – счас выйду и дам тебе в лоб табуреткой, сразу протрезвеешь, – проворчала Нюра, – еще ты мне будешь указывать, как торговать. Уж я знаю, кому радоваться, а кого взашей гнать. Сказано, обед, значит обед! Через час открою, нечего в окошко долбанить, разобьешь еще стекло!
– Язва ты, Нюрка, – жалобно заскулил Никодим, чувствуя опустошающей силы жажду в организме, – я ж помру, ты одна можешь спасти мою душу от разрушений. Вот счас упаду, дернуся пару раз в судорогах и отдам Богу душу. Было как-то такое, я ж чуть не помер, не помнишь разве? Пивом спасся тогда.
– мать твою! – проорала продавщица, открывая окошко ларька. – Давай деньги, быстро! И вали отседова, да чтоб я тебя больше не видела!
– Счас, бравая моя, счас, – засуетился Никодим, вываливая из кармана мелочь в щербатую пластмассовую тарелку.
Нюрка сердито стала считать деньги, не хватило рубля.
– Давай еще рубль! – сказала она.
– Рубля не хватает? Твою же мать, а. только что рубль лежал, пострелята говняные, – шаря по всем карманам, волновался мужик. Но, к сожалению, монеты этого достоинства нигде у него не обнаружилось.
– Ну?! – грозно посмотрела на него женщина. – Не задерживай меня, время идет!
– Нюрк, эта… не хватает, – расстроился Никодим, – ты это, дай пива, будь человеком, едрит твою, а я рубль занесу, чесслово занесу, а?
– Что же будет, если я каждому уступлю по рублю, я ж разорюсь начисто! Знаю, как вы долги отдаете, ни боже мой! – рассердилась Нюра. – На нет и суда нет! Забирай свои деньги и отвали от магазина! – высыпав ему на ладонь деньги, захлопнула окошко.
– Сгоняла замуж на полгода – совсем в стерву превратилась, – обозлился Никодим, – какой мужик с тобой жить будет, ты ж не баба, а хрен с чесноком, замешанный на бочке дегтя, чтоб тебе ежа супротив шерсти родить! Я ж как к человеку, а ты как шавка лаесси!
– Поговори еще у меня, – раздался спокойный голос Нюрки, – издевки свои побереги, а то враз забудешь сюда дорогу, вовсе перестану тебе торговать.
Это была весомая угроза, потому что в селе только Нюркин ларек работал круглые сутки. В любой момент можно было у нее поживиться не только пивом, из-под полы снабжала многих кое-чем и покрепче.
«Вот дурак, – ругал себя Никодим, – и чего пижонил, надо было