– Ишо чего! – замахала на него руками старуха. – Ты мине полсотни рублев должон, верни немедля! Три месяца уже прошло! – Старуха, ни секунды не задержавшись возле него, прошагала дальше. «Нет, надо брать взаймы у тех, у кого склероз крепчает», – расстроился вконец мужик. В конце улицы показался старенький «москвичок» Лёньки Барлукова. Никодим, отчаянно махая, вылез на середину дороги. Лёнька остановился.
– Здорово! Че случилось?
– Будь другом, одолжи рубль, Лёнька? – с придыханием от волнения попросил Никодим.
– Не хватает, че ли? – усмехнулся тот. – Но денег с собой не брал, нету у меня.
– Ты че! – даже обиделся Никодим. – Пошарь по карманам-то, едрит твою! Я тута пропадаю на солнцепеке! А Нюрка, зараза такая, пива не дает!
– Говорю тебе, нету ничего, – лениво промолвил Лёнька, – знаешь же, что моя денег не дает, боится, что я за рулем выпью. Из доверия давно вышел.
– Я ж у тебя не сто рублей прошу и даже не десятку, – возмутился Никодим.
– Во, двадцать копеек нашел, – вытащил из кармана штанов две жалкие монеты Лёнька, – бери и будь здоров, – сунул он их ему в руки и умчался прочь.
Никодим плюнул от досады ему вслед. Ладно, худо-бедно двадцать копеек у него уже было, надо найти еще восемьдесят. Улица безмолвствовала. От сухости во рту и обезвоживания во всем теле мысли в голове скакали как голодные блохи. Никодима осенило! Он стал искать монеты вокруг ларька, вдруг кто-то невзначай уронил рубль или хотя бы пятьдесят копеек, но, чтобы свирепая продавщица не прогнала его окончательно, нагнулся в три погибели. От натуги его штаны, изначальный цвет которых определить было невозможно, разошлись по швам, выставив напоказ трусы, застиранные женой до предательских просветов. Кто-то сзади звонко рассмеялся. Никодим быстро выпрямился, прикрывая зад руками, но, не рассчитав центробежные силы, упал, тупо уткнувшись лицом в землю.
– Водка жрать – земля валяться! – прокричал над ухом противный бабий голос. – Счастья полные штаны, аж по швам трещат от возбуждения. Ты чего тут ползаешь, а, срамота?!
Так и есть, Нюрка вылезла из ларька и, подперев крутые бока руками, возвышалась над ним, глядя с издевательским презрением.
– Че пугашь-то внезапно? – пытаясь встать, обозлился Никодим.
– Может, ты террорист, хочешь мне тута бомбу подложить или пожар устроить? Вот счас позову участкового, чтоб он тебя арестовал на пятнадцать суток мне на потеху.
– Нюрк, будь человеком, дай пива? – заскулил Никодим.
– Видел?! – показала жирный кукиш женщина и исчезла в ларьке, хлопнув дверью.
– Не впервой, – буркнул тот, наконец-то обретя человеческую осанку.
«И что за жизнь такая пошла неказистая, все против меня, все! – Теперь удрученные мысли вяло шевелились в мозгу. – Желание-то малюсенькое, попить банку пивка – и все. И все! Тогда я человек! А сколько препятствий супротив этого? Конечно, и моя вина есть, рубль сам шел в руки, а я прошляпил, конкуренты вокруг проклятые… А с другой стороны, кто знал, что рубль – такая значительная сумма, сколько ж пота, крови и нервов нужно, чтобы собрать еще восемьдесят копеек».
Вдруг ниоткуда образовался возле ларька парнишка почтальонши Сашка. Никодим кинулся к нему как к родному:
– Сашок, одолжи рубль, будь другом! Вырос-то как! – неумело подольстился он.
– Не, мамка меня за хлебом послала, лишних денег нету, – швыркнув носом, радостно сообщил Сашка.
– Уже детей грабишь? – раздался из ларька Нюркин голос. – Пьянь беспробудная, вот все обскажу твоей, небо с овчинку покажется, у ей рука тяжелая.
– Кто грабит-то? – обиделся шибко мужик. – Сказанула тоже, я ж прошу по-человечески и тебя прошу войти в мое переживательное состояние, а ты как кора древесная, трещишь только. Пьян бывал, а ума не пропивал.
– Как же! Умишко твой так и хлещет из башки! – выдав буханку хлеба мальчишке, снова захлопнула окошко женщина.
– Теперя хорошо понимаю, почто люди на преступление идут, – громко сказал Никодим, – когда человек человеку досаждает всякими подозрениями, руку помощи не протягивает, а совсем наоборот, толкает на обочину жизни. Борьба, она завсегда вызывает ответное сопротивление, я ж не букашка ползучая.
– Сначала штаны зашей, потом философствуй, Сократ е. ый! – раздался совсем не мягкий голос женщины.
Пришлось Никодиму отойти от ларька на безопасное расстояние. Нормальные отношения типа «продавец – покупатель» или «земляк – землячка» не представлялись возможными.
Что же было дальше? А ничего. Никодим, проклиная свою судьбу горькую и все больше благоговея перед монетой достоинством в один рубль, пытался поживиться недостающими копейками, но безрезультатно.
Тем временем соседские ребятишки, те двое, которые утащили из-под носа рублик, мало того – еще и сообщили тетке Вале, его жене, что дядя Никодим пьяненький стоит возле ларька. Жена, примчавшись шустрее Лёнькиного старого москвичонка, хворостиной погнала его домой, как барана паршивого, ругаясь на чем свет стоит. Нюрка, удовлетворенная зрелищем, долго хохотала вслед, выкрикивая ядреные словечки своим противным голосом.
На этом можно было закончить рассказ, но как можно оставить мужика, умирающего от похмелья, без глотка пива? Несправедливо. Он может окончательно загнуться и даже сыграть в ящик при такой-то жаре. Улучив момент, Никодим стащил у жены недостающий рубль и вкрадче попросил пацанву – опять же Кольку с Юркой, слетать в ларек. Ребята ушлые, уговорили-таки тетю Нюру продать им банку пива для дяди Никодима.
Когда наконец приложился он губами к холодному пиву, простил парнишкам тот рубль, и Нюрке простил ее неуважение к нему со всякими оскорбительными словами, и жене простил унизительный привод домой при помощи хворостины, и даже не к месту лопнувшие штаны, предательски оголившие срам, не казались уж таким позорным событием…
Хорошо день закончился, едрит твою!..
Шалости деда Корнея
– Ты тут битый час балаболишь свои худосочные анекдоты. А вот я тебе расскажу такой анекдот… Жизненный! Помню, я ишо молодой был. Ну, как молодой, годков