И опять мне помогла зима, притом снежная. Как-то раз, зайдя в храм и увидев икону Иисуса Христа, написанную Андреем Рублевым, и посмотрев на этот образ, понял, что все обиды своим недругам надо прощать. Икона называлась – «Спас Нерукотворный».
Стоя перед этой иконой и молясь, я дал внутреннее обещание, что всех, кто меня обидел, прощаю. Мне стало жить намного легче. Хотя проблемы никуда не исчезли из моей жизни. Вот в это время, почти двадцать лет назад, я простил своих маму и папу за то, что они меня оставили в роддоме.
Скорей всего, я бы не достиг таких высот, живя в ласке и любви. Наверняка я был бы обычным человеком, который смотрел бы на жизнь так: общество обязано помогать мне, потому что я нуждаюсь в его поддержке.
Вернувшись туда, где я сейчас проживаю, нарисовал, а вернее, выжег икону Андрея Рублева «Спас Нерукотворный». Перед тем как заняться выжиганием икон, я получил благословение у отца Сергия. Эта икона находится в Москве, в Музее Н. Островского.
О зиме и Новом годе у меня много теплых воспоминаний. Я часто влюблялся, но эта любовь была особенная. Думал, она свяжет меня и ее на долгие годы. Хоть и не получилось образовать одно целое, но она останется на всю жизнь. Первые серьезные отношения, когда мы были вместе. За нас окружающие радовались, но время в последующем расставило все на свои места.
В общем, Новый год для меня каждый год приносил много положительных эмоций в моей жизни. Снег или снега нет – пусть, он всегда для меня белый с синим оттенком. С разноцветными огнями, когда запускают в небо фейерверки. А в детстве приходилось делать самодельные фейерверки.
Надеюсь, в последующие годы Новый год будет приносить мне, близким людям, моему городу и России благополучие и процветание.
Пусть Новый год принесет теплые и нежные цвета и будет с пушистым снегом.
3 января 2020 г.
Альфред Бодров
Родился в 1942 году. С 1992 года работал в СМИ. Член Союза журналистов России с 1993 года. Награжден почетной грамотой Союза журналистов Подмосковья. Публиковался в альманахе «Новый Енисейский литератор» (г. Красноярск), в журнале «Союз писателей» (г. Новокузнецк), вышли в свет сборник «В ритме ноктюрна» и электронная книга «Войной мобилизованные».
Рождество в горах
– Автандил, а ты можешь зарифмовать между собой слова «четверть» и «медведь»? – смешливо спросила Рената старшего сержанта, с которым кружилась на танцплощадке в парке культуры и отдыха на берегу Азовского моря.
– Ты учишься на филолога? – вместо ответа спросил он девушку.
– Ты угадал. Я перешла на второй курс Донецкого педагогического института.
Встретив дочку в возбужденно-радостном состоянии, Изольда Клавдиевна всплеснула руками:
– Рената, что с тобой? Признайся, ты познакомилась с каким-то парнем, от которого стала без ума?
– Я весь вечер танцевала со старшим сержантом Автандилом.
– Он из Грузии? Я боюсь, что он поиграет на твоих чувствах и с ребенком без мужа будешь маяться.
Свадебный вечер молодые устроили в кафе «Веселые сезари», на нем присутствовали два друга-сослуживца Автандила и ее подруги Анита и Ляля.
Демобилизовавшись, Автандил перебрался к Ренате, пока она сдаст очередной семестр, сдаст экзамены и оформит академический отпуск.
– Вай ме, вай ме, убедури вар, убедури, – завыла мать Автандила Гервасия, увидев в комнате Ренату с Амираном, ругая сына, что привез со стороны женщину, а у самого была уже нареченная невеста, с которой его обручили еще до призыва в армию.
В течение месяца Рената терпела мелочные придирки-фокусы свекрови, демонстрировавшей страдания от болезней головы, ног, желудка. Она готова была все бросить и уехать к маме, но она не имела своих денег. Она решилась попросить их у дяди Нодара, который не стал ее уговаривать. Он, ни слова не говоря, дал ей намного больше, чем просила.
– Бери и не обижайся на моего племянника. Для него слово матери закон, а она тебя возненавидела и требует, чтобы Зураби тебя выгнал на улицу с сыном и без средств к существованию, думая, что Амиран не ее родной внук. Я с женой пытался тебя защитить, но она ничего не хочет слышать.
Через неделю Нодар заехал за Ренатой с сыном и под предлогом приглашения их к себе в гости увез к поезду.
Вскоре в доме у Автандила и его матери появилась фигура его нареченной жены Дареджан, которую призвала к себе Гервасия через своего родного брата Лексо, который назвал Ренату «бозишвили» и, по-русски, продажной девкой.
Гервасия и Автандил не сразу обратили внимание, что новоявленная невестка уже на третий день после появления у них в доме стала часто куда-то отлучаться и потом вообще стала приводить без стыда и совести каких-то сомнительных мужчин домой к свекрови, объясняя, что это ее дальние и близкие родственники.
Автандил разузнал, что это никакие не родственники. Он собирался выгнать ее со двора, но мама не позволила ему этого делать, не поверив сыну. В ответ на требование Автандила прекратить приводить в дом своих мужчин Да-реджан цинично отвечала со смехом:
– Мне нужна была твоя фамилия и часть твоего дома, я никуда не уйду, потому что ты здесь не хозяин, а твоя выжившая из ума мать мне доверяет.
Прошел еще месяц, и у Гервасии открылись глаза на Дареджан. Схватив грязную половую тряпку и швабру, стала гоняться за ней по всему дому, пока с воплями и криками Дареджан не сбежала со двора.
– Зураби, пожалуйста, поезжай к своей жене в Россию и привози ее сюда, ко мне. Я хочу ее видеть здесь, в моем доме. Проси у нее прощения, она хорошая, ухаживала за мной, держала дом в порядке, а я была слепая и глухая.
Рената и ее мама встретили незваных гостей с неприязнью, но из вежливости пригласили в дом, накрыли на стол. Дядя Нодар взял на себя инициативу и начал с длинного предисловия, рассказывая о цветущей и солнечной Грузии, о ее гостеприимстве, потом перешел к добросердечной матери Автандила, которая сначала не могла признать невесту без ее благословения. Теперь она сильно жалеет об этом и очень просит, чтобы Рената простила ее и вернулась в дом.
– Теперь дом Автандила и твой дом тоже, Рената, – закончил свою длинную речь дядя Нодар.
– Я никогда не вернусь туда, где меня называли продажной девкой, – сказала Рената резко.
– Мама, я еду к Автандилу, – заявила вдруг Рената маме,