Мир начат мной и закончен.
В нём каждый прав и виноват.
Во мне и в святости порчен
Забытый вечностью вомбат.
Отбросив ненависть горилью,
Порой вомбаты из людей,
На рёбрах вырастивших крылья,
Напоминают лебедей.
И в том, что есть, и в том, что будет,
Доколе существует свет,
Ещё беснуются сверхлюди,
Но сверхвомбатов в мире нет.
Они практичны, как заплата.
Их пара, в сущности, одно…
Труда и верности солдаты,
Из трав забвения вино.
Между собой не склонны к сваре.
Бетонный зад – ответ врагу.
И братьев меньших на пожаре
Они, как люди, берегут.
В них нынче современна древность
И непрерывна связь времён.
Теряет очертанья ревность
В определении сторон.
Вомбат вне пары нереален,
Как проповедник без речей.
Их женщины не знают талий,
Мужчины не куют мечей.
И в их обыденности строгой
Не восстаёт на брата брат.
Крест не распял Вомбата-Б-га,
И не был проклят супостат.
Он не ломал духовных врат…
Всегда свободный в своей воле,
Не стал заложником вомбат
Скотиньей человечьей доли.
Не рыл на Балтику канал,
Не рвал в боях тела на части…
И жёлтой пеной не блевал
На мерзком лицедействе власти.
Вомбат, витийствуя, молчал.
Прост, как загадка белой ленты.
Как песни, он дома слагал,
Сжимая в кубик экскременты.
В пещерах, вырытых в земле.
Без громких слов и блеска злата
Живут, забытые в Кремле,
Исконно русские вомбаты.
Хамелеоны на игле,
Они останутся навечно –
Свет создающие во мгле
Своей привязанностью Млечной.
О Человек! Как ты велик!
В тебе, рождаясь, гибнут Б-ги…
Тобою оставляют блик
Вомбатов звёздные дороги.
На теле голубых планет
Росой мы будем или сыпью?
Я свой в бессмертие билет
Порву. И просто водки выпью…
Евгений Евтушенко, сложная ему память, в стихотворении о Бабьем Яре писал:
И вот я, на кресте распятый, гибну…
Мещанство – мой доносчик и судья.
Я за решёткой. Я попал в кольцо.
Затравленный, оплёванный, оболганный…
Как же близки исторические параллели, определяющие пути русского и еврейского народов!
А вот и пересечение – злосчастная авария Миши Ефремова и её финальный акт, апофигей судебной тяжбы и скандальный приговор…
Влез Евтушенко в нерв. Понял, что здесь не «кто кого», а «кто кому».
Но если евреев резали неевреи, то русских кончают русские, кто сам себя, кого – питерские и рязанские, – как писал о них Серёжа:
Русь, Русь… И сколько их таких,
Как в решето просеивающих плоть,
Из края в край в твоих просторах шляется?
Чей голос их зовёт,
Вложив светильником им
Посох в пальцы…
О Михаиле, сыне Олеговом…
Русская кровь! Мало тебя пролили
Русской земли топтуны и грязнители!
Сколько золота твоими мозолями
Сгребли Лжедмитрии, лжецы-хулители.
Сколько поставлено бетонных колодцев
Над подземельями твоего мозга,
Почему до сих пор в руках инородцев
Охаживающая тебя розга?
Отсвечивает в глазах тень человека,
Вещего сына князя Олега…
Залившего водкой беспамятство крэка
В городе смога и снега.
Клоуна, марионетки в полынье,
Горячей картошки в чужих руках,
Сочинителя ребячьей епитимьи,
Испившего горечь судебного молока.
Судейские крючки рвут его око и задницу,
Президентский пёс облаивает гулко…
Он, оплёванный, как Марфа Посадница,
Тускл, как фонарь судебных переулков.
Да если бы папа его Олег
Таманский полк переехал танком,
Сдох бы телевизор и удавился Интернет –
Просто актёр катался на санках.
А сына иноверцы разодрали меж «бентли»,
Грешное тело, как опухоль раковую.
Как скифами с коней, накинуты петли
На собора головку маковую.
Сядет убийца с юшкой красною.
На восемь лет язык станет тряпичным.
И снова власть, народом обласканная,
Воскреснет чем-то привычно пятничным.
Снова простой рязанский мужик
Попёр в Пугачёвы бессмысленной смертью.
Новым Петербургом Москва сторожит
Пёсью приверженность кормушке и клети.
Паяц одинокий, как ракета в пуске,
На двадцать лет отставший от века…
Так вот он какой – настоящий русский!
Я хочу видеть этого человека…
И другого, властителя апостольского чина,
Помазанного на царство сапожным клеем.
Мы не знаем, кто этот мужчина,
И даже догадываться не смеем.
Эй, Россия! Как тебе спится,
Когда тебя в звёздной сентябрьской ночи
Поливает рыжая рязанская кобылица
Тугой струёю судебной мочи?
Если нравится вам ковыряться в золе,
Их ругайте – от них не убудет…
Возле вас, для контраста, живут на земле,
Не живя, некрасивые люди.
Их черты – вне канонов и беден язык,
В зеркалах вместо лиц виден студень.
Их страданья смешны и беззвучен их крик.
Не кричат некрасивые люди.
Незаметные в уличной шумной толпе
И в глазах промелькнувшие тенью,
Некрасивые люди молчат о себе,
Так привычные к употребленью.
Некрасивые люди не носят корон,
Им привычней в казённой шинели.
Их стесняется их незадачливый клон,
Безобразят морщины на теле.
Человек вне истории – мал и плешив.
Его время, как небыль, забудет.
Не умеют по-крупному лгать и грешить
Вне греха некрасивые люди.
Только в