Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Иллюзориум» - Альманах Российский колокол. Страница 38


О книге

суббота, 30, утро.

по насту, по хрупкому снегу,

размеренным саночным бегом

мы едем – почти что безумные,

шагами, немыслимо тихими,

вперед, спотыкаясь, безликие,

забывшие гордость и грацию,

во рту странный вкус земляники…

2, февральское кружево

плетется часами, неделями,

мы тихо лежим и не делаем

движений – храним искру божию,

молитвенно пальчики сложены,

помилуй мя, отче, за что же…

какое число? март, 10.

вся мебель до щепочек «съедена»,

с обеда, все вместе, с соседями,

на землю большую отправлены,

остались родители… тихо так…

вокруг, заложить бы гвоздиками

всю комнату, улицу, город мой —

свободные! но какой ценой.

февраль 2021

«Этот город – чужой…»

Этот город – чужой.

Темнотой обнимая, как саржей,

Обнищавшую душу закроет от истовых глаз.

А полуночный снег – зацелует, я делаюсь старше

И рифмованным следом пишу эту сказку о нас.

Мотыльками – на свет,

Где, касаясь друг друга словами,

Заполняли пространство в неверном, волнующем сне.

Невозможность обнять и прижаться, на вдохе, телами,

Отдаваясь рукой, как и сердцем, – печальна вдвойне!

Разверну белый лист.

Он залит молоком демиургов.

В отрешенности странной выводит построчно рука:

– Я не верю словам, потускневшим, как блик перламутра.

Обращенная в слух, чуть дышу в ожиданьи звонка.

январь 2021

«Она сидела в шали и одна…»

Она сидела в шали и одна,

Глядя на мир из тусклого окна,

Прихлебывая красного вина,

И не свята совсем, и не грешна,

И не подруга вовсе, не жена.

Неизъяснимой нежности полна,

Забывчивости тихая волна

Ей накрывала память, тишина

Стояла в доме, пыльна и грустна.

Казалось, только бледная луна

С ней поделиться горечью вольна,

Лишь только ей все выплакать сполна

Спешит душа, надеждами пьяна…

А мир притих. В нем явь, и белизна,

И строгости невидимой стена,

Всех взлетов и падений глубина —

Сердечной боли высока цена.

К зиме…

А за дымным стеклом сиротливо скребется декабрь,

Бьются тонкие жилки его проводов на ветру.

Хрупким лезвием лед прорезает асфальта корабль

И прозрачного воздуха иглы горчат поутрý.

Торопливо, бесшумно, ворóгом спешит заровнять

Этот снег, укрывая решетки усталых дворов.

Коченеет пространство, седеет воздушная прядь,

И от мертвой земли поднимается белый парок.

Рыжий лист с перепугу дрожит, лихорадит его,

Бег мечты оборвался, увы, впереди пустота!

Белым волком зима заглянула в немое окно,

Остудила пожар, узаконив безгрешность листа…

ноябрь 2020

«Всё капли, капли, капли…»

Всё капли, капли, капли

по стеклу,

вдогонку ускользающему детству.

Так хочется привычное «от сердца»

раздать прохожим, стоя на углу.

Как раздает цветочница цветы,

Как делится восторженным «эх, ты!»

вся детвора,

Обычные проспекты преобразив под реки и мосты.

И снова ночь дождливого гуру,

С мольбою тянет тонкой ивы ветки,

даря подарки, темных окон клетки,

расчерченные тушью на ветру.

Я вслушиваюсь в эту темноту,

залившую от края и до края

мою мечту о тихом светлом рае.

Залюбленную детскую мечту.

«На шелковых крыльях случайные радости дня…»

На шелковых крыльях случайные радости дня,

Серебряным люрексом выткала вечность узор.

Я бабочка-осень, и если смотреть на меня,

Дождливыми песнями ваш затуманится взор.

Сгорающих листьев добавлю в мохито ночей,

Кленовым сиропом приправлю ноябрьский грог.

Залью молоком звездной пыли один из путей,

Чтоб месяц рогатый доплыть до полуночи смог.

Озябшее тело закутаю в ветхий хитон

Из нитей печали и ржавой тлетворной тоски.

Я куколка-осень, под алый рябиновый звон

Легко умираю, надежды зажав колоски.

Легко засыпаю под мрачные танцы ветров,

Дарящих свободу безумным и зябким ночам.

И чувствую холод пылающих зимних костров

И тихую нежность к весенним восторженным дням.

«Он ей читал Бодлера, а она…»

Болезнь и смерть испепеляют пламя

Светло для нас пылавшего огня.

От этих глаз, с их блеском и слезами,

От этих уст, восхитивших меня…

Ш. Бодлер

Он ей читал Бодлера, а она,

Как четки дервиша, сквозь пальцы ускользала.

Менялись страны, земли, племена,

Но им простого «вечность» было мало!

Из неба мира сыпал мокрый снег,

Жара и зной сжигали черепицу

Их дома, где царил туманный свет

И от любви расцвечивались лица.

Июли там меняли ноябри,

А он чертил дыханьем слово «нежность».

И магия, дремавшая в крови,

Покой дарила свой и безмятежность.

Лишь время, как песок, текло для них,

Меняя гор вершины на пустыни…

И он Бодлера ей читал и тих

У каменной плиты с любимым именем…

октябрь 2020

Рецепт счастья

Неженка Пегги насмешливо морщит нос и теребит

заплаты на платье в пол. А на мизинце ноготь уже

отрос, чтоб расцарапать заветного дуба ствол.

Звезды танцуют и шепчутся в вышине, вяжут букеты

из лунной дурман-травы.

Неженка Пегги грустит при большой луне и собирает

донник и степь-ковыль.

В книге старючей, что с числами не в ладах (там береста

и запах на каждый лист), как-то попался Неженке

чистодар – древний рецепт о счастье – души каприз.

И потеряла Пегги ночной покой, да и дневной, как эхо,

свирелью в лес. Стал помогать ей дядюшка домовой,

но не сошлись

Перейти на страницу: