Стыдно ли быть свободным? Не знаю. Стыдно быть праздным. Сборник Ильи Кочергина затронул глубоко, как немногие тексты, созвучные по доставшемуся времени и рисунку внутренней, не событийной, а душевной судьбы. Помог повторить, сформулировать прожитое и осознанное. И снова вспомнить, что свобода – подарок судьбы, доставшийся нашему поколению. Ценный подарок.
Ксения Альпинская
Родилась в 1994 году в Екатеринбурге. С отличием окончила Екатеринбургский государственный театральный институт (отделение «Литературное творчество», семинар Юрия Казарина). Аспирант кафедры русской и зарубежной литературы УрФУ им. Б. Н. Ельцина по направлению «Литературоведение».
Публиковалась в газете «Московский Комсомолец», электронном журнале о театре «Пропись», газетах фестивалей «Петрушка Великий», «Браво!», «Коляда-Plays», «Кинопроба», «Уральский открытый фестиваль российского кино», сборнике «Горю поэзии огнем», журнале «Российский колокол».
С 2014 года активно участвует в работе Свердловской организации помощи онкологическим больным «Вместе ради жизни». В рамках XXXIV Международного фестиваля фантастики «Аэлита» стала лауреатом специального конкурса имени Иннокентия Анненского (I место). Живет в Екатеринбурге.
Я, русский мужик, убил царя!
Одна из самых сложных задач для режиссера – сохранить свою идентичность, передавая всю глубину и значимость текста драматурга через призму собственного мироощущения и призму перевоплощения актера. Эта универсальность сложна при взаимодействии не только с профессиональными артистами, а и с любителями, не имеющими театрального образования, но умеющими чувствовать театр так, как никто другой. Однако есть еще более сложный и трудоемкий процесс в работе режиссера – способность взаимодействовать с актером, возможности которого могут быть ограниченны. И здесь происходит полное переосмысление своей профессии, ее задач, своих задач и задач театра в целом. В одном из своих интервью Борис Дмитриевич Павлович как-то сказал: «Режиссура – это всегда психология, так или иначе, можно сказать, мы все друг друга “взрезаем”, и главное – не переходить грань, превращаясь в демиурга, который дергает за нитки. Социальный театр – это вообще не метод, а понимание того, что искусство принадлежит народу. В том числе и народу с ограниченными возможностями. Я не верю в то, что инклюзивному театру нужен специальный инструментарий. Мы должны научиться обобществлять те профессиональные навыки, которые у нас есть». Он однозначно прав. Я уверена в каждом его слове. Тем не менее людей, имеющих такую смелость, не так много, но один из них – Лариса Абашева.
Все режиссерские работы Ларисы отличаются ее особенным восприятием человеческого мира. Она создает спектакльтак, словно препарирует его, разделяя на частицы, а потом сшивает их в единое пестрое полотно. Если б Лариса была художником, в ее стиле соединились бы сразу несколько гениев: Дали, Пикассо, Микеланджело, Ван Гог, Моне, Лотрек… Ее творчество настолько синтетически разношерстно, что иногда невозможно представить себе, как такое многообразие может быть сфокусировано в одной единой личности. Так было со спектаклем «Бородино. Наброски людей», далее – «Шекспир», «Цирк Принтинпрам имени Даниила Хармса» и «Зверь», но последняя работа над пьесой драматурга Олега Богаева «Я убил царя» – это попытка показать изнаночную сторону настоящего, обрамляя недалекое прошлое элементами современного ток-шоу. Изначально спектакль вырос из эскиза, а окончательный вид он приобрел лишь через год из-за ковидных ограничений. Работа строилась долго, шла медленно, но в том оказалось и благо, ведь именно так представилась возможность прожить и пропустить через себя каждое слово пьесы и каждое замечание режиссера.
Мы оказываемся в зале суда. По центру расположена трибуна, где над секретарем в клетке восседает судья – Имперский Великий Маг, лидер ку-клукс-клана, олицетворяющий кошмар борьбы двух непримиримых сторон: старого и нового, слабых и сильных, высших и низших, – а по обе его руки, томящиеся в ожидании, вынужденные смотреть в глаза друг другу, не найдя никакой правды, – свидетели. Багровые и синие пятна света подчеркивают зловещую атмосферу ужаса в его повседневной реальности. И вот начинается разбирательство над самым страшным и покрытым пеленою тайн делом – убийством царской семьи. Каждый называет свою версию происходящего, каждого с одной стороны распирает от бахвальства и ненависти, с другой – неимоверный страх перед неизвестностью поглощает и сдерживает, но также он не в силах удержать истинную сущность «раба». Каждого подключают к сложной системе проводов «детектора лжи», и каждый является лишь «подопытным кроликом» безжалостной действительности. Самый главный вопрос срывается с губ каждого участника этого процесса: «А за что их жалеть?» – все звуки в этой фразе пронизаны гневом и жестокостью, от которой хочется наконец-то освободиться. Все действие спектакля выстроено вертикально по нарастающей. Есть несколько ключевых ролей, служащих своего рода кульминационными штрихами, дабы сюжетная линия отскакивала от каждой мизансцены с новой силой. Это роли в исполнении актеров Нины Шишкиной, Евгения Велезы, естественно, невозможно упустить реалистичную игру Александра Алферьева и Игоря Корделя. На фоне остальных их герои предстают совершенно открытыми, называя все своими именами, и будь что будет. Корделю с персонажем в принципе повезло – эдакий юродивый репортер-балалаечник, магнетически завораживающий всех своим частушечьим мотивом, в чем, кстати, и раскрывается душа простого русского человека, а в своей эмоциональности Игорь ни капли не уступает Александру Алферьеву.
В какой-то момент яркой вспышкой сквозь всю линию допроса на сцене появляются призраки расстрелянных царевен: невинные, в запачканных кровью белых рубашках среди темной толпы, они напоминают своим убийцам о совершенном «подвиге», но до этого нет никому дела, их не видят. Апогеем становится сцена признания Петра Ермакова (Алексей Шестаков): «Я – Пётр Ермаков! Я Царя расстрелял! Я, а не кто-то другой! Я размозжил ему голову с первого выстрела, а потом остальных! (Пауза.) “Говорят”? Да мало ли говорят! Вы их не слушайте! Эти позже примазались, стрелял я вовсе один: “жах-жах-жах”! А те, кто были со мной, – от страха обделались, ручошки тряслись. Рассказываю. Мы же Романовых наверху пытались штыками забить, не вышло, они как овцы метались, орали, потом мы их кровавых вниз согнали, живых еще. Все, что вы где-то увидели, – это кино. А в жизни я с первого выстрела сразу валил! Подходил: сначала царя, потом