«Вон он, твой Прилепин-то, – каждый день его показывают!» И впрямь показывают – чудеса. И фамилию в деревне все выучили, и каков он на вид. И даже рассуждают: «А что он, твой Лимoнкин-то, ему дал? (От меня уже и эту фамилию почти выучили!) Да ничего. А Путин вон сколько всего ему дал. И партия, и почет, и кажный день показывають!» – тут все во всем разбираются почище политологов, стендаперов и экспертов литературных премий.
«Вон он, поэт-то берёзовский, – алкаш, ходит побирается. Тоже стихи писал, даже в районной газете печатался!» При упоминании райгазеты указывают поднятым указательным пальцем вверх характернейший жест при всем здесь описанном, – то есть из тех же высших ценностей, что и телевизор или джип изворотливого соседа-фермера. (Впрочем, теперь и родной районке изменили, выписывают все кругом желтушную дребедень типа «Жилья-былья» или «Меридиана».) Берёзовка – соседняя деревушка вымершая, теперь уж никого не осталось. Последним из могикан был безымянный поэт, Василий, кажется, ходил все по окрестностям в поисках выпивки или подработки. «То хоть дрова колол, – а теперь газ вон у всех. Марье Максимовне стихи подрядился написать на юбилей, взял бутылку авансом, а по дороге еще у кого-то стырить чего-то решил. Его так отделали, все зубы выбили, и уж ничего он больше не написал. Вот тебе и поэт!»
Прилепин, «Лимонкин», безымянный полуживой пиит – все они мои, из тех, кто занимается «не тем, чем надо». Но первый из них (или последний) – аз.
«Книжку он написал, – критикует мать, – да тут каждый мог бы такую написать! Люди работают, вкалывают – им не до книжек, зарабатывать надо. А так любой бы написал, что они, неграмотные, что ли? Ума, что ли, да таланта не хватит на такую дребедень! Тут у нас и сочинения писали вон какие, в районе отмечали. И стихи кто-то писал, в «Одноклассниках» выкладывали, в районке даже печатали. А ты что – родное село обхаял и доволен! Лимонхва да Коля Глухой, алкаши да бомжи, – нашел про кого написать! Написал бы про директора, про школу свою! На доске почета люди висят, кто действительно отличился!»
С книгой «Мир-село и его обитатели», выпущенной в 2017 году в «Эхме», я прославился, если не сказать – ославился, и на селе. Интернет уже до кого-то дошел и здесь, кое-что вызрело на черноземных грядках, и прокатился цельный бум – по иронии судьбы даже родителям пришлось претерпеть некую обструкцию. «Пастернака я, конечно, не читал, пастернак ваш не ел и подавно, но их обоих осуждаю!» Нашлась даже, сказывали, энтузиастка, что ездила по домам героев-прототипов с печатным экземпляром, каждому подчеркнутое указывала, красочно зачитывала! Вне контекста – во всех смыслах, что и говорить, вызвало возмущение. Уж ежели и во всем здесь люди знают толк, то уж словесная-то материя – родимая стихия, в ней тут каждый как рыба в воде, а заодно и как рыбак на берегу.
Мать, вы правильно поняли, в школе работает, а это народ столбовой, со своей Системой Координат, непоколебимой. И не советской отнюдь в чистом виде, а впитавшей все эти МБОУ, СОШ, ЕГЭ и прочее. «Культурные скрепы» – как называют те, кто привозит в эти школы учителям – даже сельским! – листовки и календари «Единой Партии». (Единой и единственной: раньше были ЛДПР, КПРФ, а теперь и на том спасибо. Листы сии с лицами долго после мельтешат пред глазами – используются по хозяйству.) И в центре этой аксиологической системы стоит давно не «образованная личность», а кое-кто другой. И продвигают этого Другого, эклектически слепленного, как в попсовой песенке девяностых, «из того, что было», нахрапом, агрессивно – как и все в деревне. Тут уже пиарщики и листовки не нужны, все на автомате.
Соберутся в учительской – единственный, акромя ларька, угасающий очаг соцжизни – и делятся жизненным опытом-мудростью, формуют образ. Вещи все простые, и пусть бы их делятся, только мне потом этим всем, как той селедкой чеховскому Ваньке или подмастерью Алёшке Пешкову, по сусалам. Солено, горько – учись, студент. «Вон Валерка-то Мадихин, тюря тюрей, а в городе уже, устроился очками на рынке торговать. Своя точка уже у него, через пять лет у кавказца выкупит… Эпотеку (это эпохальное понятие и слово с большой буквы «Э»!) с Лидкой своей взяли по программе «для сельской молодой семьи»! Вон Эдик-то Кобянкин в Питере прижился. В ресторане заграничном работает. Там такое, мать рассказывала: и банкеты, и хренеты, и мяса, и винегреты!.. («Фуршеты» еще не запомнились, но суть понятна.) И сам-то уже шеф-повар почти, и всякой всячины сколько остается! Лариска Раис Петровнина – помощник юриста на конезаводе! А Ванька-то Снусляк – даже и тот охранником в Москве! На частном предприятии!»
Всегда, однако, есть это маленькое склизлое «почти», почти незаметное. «Да Лидка-то, она, правда, непутевая: не успеет с мужем поругаться, чуть слово ей скажет – все в «Одноклассниках» выкладывает, «Вкотнтакте», и фотографии прям всякие… А Эдик-то, он того… Да хорошо, что хоть по всяким не шляется – со своим живет… компаньоном, оформить, говорят, хотят свои отношения… Зато хоть деньги заколачивают!..»
Литература и впрямь зыбчайшая из почв, как ни крути. Я уже и сам иной раз начинаю верить, что «каждый напишет»… Но то у меня хоть один козырь был в этих спорах. «Ну, я, по крайней мере, кандидат наук», – приходилось, чтоб закончить дискуссию, оправдываться под бронебойным натиском бесконечных примеров житейского успеха. Мне, конечно, указывали, что «специальность, ее подтверждать надо, а ты не работаешь, и она давно аннулирована». (То бишь пресловутая сия образованность сама по себе не сказать чтоб незыблема и неотторжима! Главное, как раньше говорили, корочки… и лучше с маслом.) Потом вдруг неожиданно оказалось, что в Мордовском районе – а это некий Центр Системы Координат, и не только для самого Мордовского района, как вы подумали! – уже есть несколько кандидатов каких-то наук. Чуть ли не филологических. Хотя редактор райгазеты много лет почему-то врач, зубной, что ли, техник… Не так чтобы я особенно удивился… Это раньше мы на кандидата наук или аспиранта