Тут дело в том, что Новгород давно уже водит меня за нос и всячески увиливает от вступления в Союз городов Русских. Сменяются посадники, а результат всегда прежний. Вот даже старшему Нездинича помог на стол посадничий взобраться, так и он туда же. Третий год пудрит мне мозг и находит одну отговорку за другой.
Быстро прикидываю в уме возможные варианты.
«Надо не только заставить ушкуйников принять бой, но и устроить им кровавую баню. Пленных забрать в Тверь и провести там показательный процесс. Мол сии грабители не только на Землю Союзную посягнули, но и на консула Твери руку подняли! Шум разогнать до небес и выход новгородцам оставить только один — вступление в Союз. А нет, тогда война! И родственные связи уже не помогут, ведь они на жизнь консула посягнули! Под такое дело можно будет всех союзных князей поднять, и даже Евпраксия угомонится и перестанет за братьев заступаться. — Представил себе испуганно-ошарашенные лица братьев Нездиничей и усмехнулся. — Нет, до войны дело не дойдет! Побоятся новгородцы, как силы Союзной, так и всеобщего осуждения!»
В новом свете вновь осматриваю местность. Выше лагеря ушкуйников река Сить заметно мельчает. Значит, там брод. Песочная отмель с ладьями чуть ниже по течению, лагерь еще ниже. Стоянку противника со всех сторон окружает открытое пространство. Скрытно не подобраться, но ближе к нам на другой стороне реки большие заросли ивняка. Прямо на берегу и даже частично в воде. Эта картина уже начала прорисовывается в диспозицию боя.
На предложение Калиды я до сих пор не ответил, и, зная меня, тот угрюмо молчит, а вот Бежецкий князь принимает мое молчание за согласие с предложенным планом.
— Я тож согласен! — Ингвар Жидиславич довольно крякнул. — Сгоним супостатов малой кровью!
Бросаю на него строгий взгляд и вижу причину сего согласия. Бежецкий князь боится! Он как огня боится мести новгородской, мол, вы гости столичные напакостите тут, а мне это дерьмо потом разгребать. Этих, может, и прогоните, а на следующий год другие придут, и град мой пожгут, и посевы вытопчут, и вообще по миру меня пустят! Коли уж столкновения не избежать, то ему выгодно, чтобы крови и обид кровных было поменьше, тогда все на заезжих тверичей можно будет списать.
Ход его мыслей мне понятен, но, к сожалению для него, надеждам его не суждено сбыться.
Повернувшись, подзываю стоящего поодаль Тимоху.
— Кусты на той стороне видишь? — Тыкаю в сторону ивняка. — Зайдешь туда со своими и, как будешь на позиции, подашь сигнал.
Тот согласно кивает, а я уже зову сотника.
— Ты, Петр Изветич, возьмешь четыре десятка и зайдешь нашим «друзьям» в тыл.
— Сделаем, господин консул! — бодро рапортует сотник, но тут вставляет свое слово Калида.
— Ежели наши стрелки с другой стороны зайдут, то отрежут ушкуйников от ладей!
Выдерживаю его взгляд и без слов подтверждаю.
«Именно так!»
Лоб моего друга прорезается глубокими морщинами, но он все же предпринимает еще одну попытку.
— Новгородцы народ упорный и в ближнем бою умелый. Коли мы их зажмем со всех сторон, то будут стоять до последнего!
Тут испуганно встревает Жидиславич.
— Да вы о чем думаете! У нас воев вдвое меньше, а вы хотите…
Жестко обрываю его на полуслове.
— Перестаньте скулить, князь!
Заставив умолкнуть не слишком рвущегося в бой союзника, я вновь возвращаюсь взглядом к застывшим командирам.
— Чего стоим, исполнять!
Сотник с десятником побежали к своим, а я, улыбнувшись, вновь поворачиваюсь к Калиде и Бежецкому князю.
— Ну, а мы с вами, господа, поедем поговорим с незваными гостями.
* * *
Слева от меня перебирает копытами породистый жеребец князя Ингвара Жидиславича, справа как вкопанный стоит мерин Калиды, позади двадцать семь княжеских дружинников и десяток конных стрелков. Все верхами и в полной готовности, ждем только сигналов от Тимохи и Петра Изветича.
Вот на другом берегу реки закричала сойка, а с противоположного конца заливного луга каркнула ворона. Значит, пора!
Заливной луг, где стоят лагерем ушкуйники, тянется вдоль реки, примерно, с версту. Шириной, на глаз, от ста до ста пятидесяти шагов. Дальше берег круто лезет вверх, и там начинается бескрайний сосновый лес. От нас до лагеря «гостей» где-то две трети всей длины этой вытянутой низины. Противоположный берег тоже пологий, местами заросший плотными кустами ивняка.
Все это крутится в моей голове, когда я взмахиваю рукой — за мной!
Выезжаем из леса и, не торопясь, движемся к лагерю новгородцев. Вижу, что там сразу же началась активная суета. Крича и хватая оружие, ушкуйники выскакивают из шатров и строятся перед лагерем в боевой порядок.
Неровный прямоугольник, ощетинившись копьями, двинулся нам навстречу, и я чуть прибавил хода, четко рассчитывая устроить рандеву прямо напротив тех кустов, где затаились стрелки моей охраны.
Придерживаю кобылу в шагах тридцати от строя новгородцев, и тот тоже останавливается. Из него выходят вперед двое в длинных, ниже колена, хауберках и кованых шлемах.
Подняв руку — всем стоять, тыкаю кобылу пятками и выезжаю еще шагов на пять. За мной тронулись только Бежецкий князь и Калида. Под мягкое чавканье лошадиных копыт слышу, как позади лязгнул затвор громобоя и остро потянуло запахом пороха.
Теперь между нами и двумя новгородцами примерно двадцать шагов, и один из них кричит в нашу сторону.
— Я боярин новгородский, Акун! Младший сын боярина Федора Михалчича! А вы кто такие⁈
Орать мне неохота, и я поворачиваюсь к князю, мол, раз уж ты здесь, то тебе и карты в руки.
Тот понял меня правильно и зычно прокричал в ответ.
— Перед тобой князь Бежецкий, Ингвар Жидиславич, и консул Союза городов Русских, Иван Фрязин.
Новгородец не стал прятать усмешки, сразу выделяя того, кого он посчитал главным.
— Чего хочешь, консул⁈
Он видит, что против них лишь жалкая кучка всадников, и потому настроен насмешливо, и даже немного снисходительно.
«Ничего, — иронизирую про себя, — сейчас я тебе настроение испорчу!»
Бежецкий князь смотрит на меня так, словно бы укоряет без слов — ты все это затеял, так вот и объясни человеку, чего хошь⁈
Выдержав паузу, вступаю