Тяжелое молчание длится довольно долго, но вот, наконец, еще один перегляд литовцев заканчивается словами Тройната.
— Так чего же ты хочешь, консул⁈
Встречаю одобрением желание моих оппонентов перейти к конкретике.
— Всего-то малость! — Вновь одеваю на лицо радушную улыбку. — Вы сейчас разворачиваетесь и уводите свое войско. Что вы там будете делать дальше, меня не касается, но обещаю, едва ты, Тройнат, оденешь корону Великого князя Литовского, как я признаю тебя законным правителем и окажу любую помощь, коли попросишь!
Теперь литовцы думают недолго. Они уже все решили и хотели лишь услышать от меня подтверждение своим умозаключениям. Потому, едва я закончил, как Тройнат поднялся и протянул мне свою широкую ладонь.
— Лады, договорились, консул!
Протягиваю ему руку, и, пожимая ее, Тройнат все-таки не упускает возможность узнать то, что его до крайности интересует.
— Может скажешь, как ты узнал о заговоре? Кто проболтался⁈
В ответ растягиваю губы в хитроумной усмешке.
— А я и не знал! Вы мне сами только-что все рассказали!
В глазах литвина вспыхнуло бешенное пламя, но он сдержался и лишь наигранно рассмеялся.
— Вот ты ж, змей! Провел нас…!
На это я отвечаю молчанием, пусть думают что хотят, любая версия пойдет мне в плюс.
Вслед за Тройнатом мою руку жмет и Довмонт. Он тоже качает головой.
— Обещаю, в следующий раз тебе так просто обмишурить меня не удастся!
На это я тоже не отвечаю, храня на лице все то же многозначительное выражение, мол, посмотрим, чего зарекаться!
Мигом вскочив в седло, литовские князья помчались к своему войску, а я не тронулся с места, пока не увидел, как сначала развернулась конница, а вслед за ней начали отходить и пехотные полки.
Повернувшись к Калиде, я впервые за последний час искренне улыбнулся.
— Ну скажи, неплохо мы их сделали!
* * *
В думной палате княжьего терема тесно и душно. В небольшую по размеру горницу набилось все боярство города Мозырь. Со всех сторон на меня сыпятся вопросы.
— Как с городом решать будешь?
— Кто топерича будет княжить у нас? Сам али кого поставишь?
— Кого из бояр в думу возьмешь? Своих приведешь али из наших?
Я молча жду, когда активность собрания поутихнет, но то, что бояре не выпендриваются, а хорошо понимают, кто тут диктует правила, уже хорошо.
«Ясность ума, — иронизирую про себя, — залог правильных решений!»
Поднимаю руку и, дождавшись тишины, начинаю говорить:
— Не будет у вас отныне князей! С сегодняшнего дня город Мозырь со всею прилежащей к нему землею вступает в Союз городов Русских.
— Это как же⁈ — Растерянно доносится с боярских лавок. — Как же без князя-то⁈
Вслед за этим, в меня летит множество таких же вопросов, а я в этот момент думаю о том, что впервые принимаю в Союз город не по воле местной аристократии, а своим авторитарным решением.
«А что делать⁈ — Устало вздыхаю про себя. — Ну нету у меня сил с ними дебаты вести!»
Теоретически можно было соблюсти формальности и предоставить боярам право выбора, вступать или не вступать в Союз. Пошумели бы, поспорили, а потом все равно позволили бы себя уговорить и поступили так, как я бы им «посоветовал». Потому что, какой уж тут выбор, когда все видят чьи воины на улицах и от кого зависит, будет ли город вообще существовать.
Вновь призываю бояр к тишине и бросаю в разгоряченные красные лица.
— Объясняю один раз, так что не орите и слушайте внимательно! Править будет посадник, коего общегородское вече выкрикнет. Дабы он не заворовался, выберете собор уважаемых людей, кои будут законы принимать и дела посадничьи контролировать.
— А кто ж будет град от ворога беречь? — Прерывая меня, с ближнего ряда выкрикнул дородный боярин.
Наградив его суровым взглядом, все-таки отвечаю.
— В городе будет стоять гарнизон Союза, полторы сотни стрелков с воеводой, который до выборов будет представлять власть в Мозыре. За это город будет уплачивать Союзу по пятнадцати Тверских рублей в год за каждого бойца.
Едва я взял паузу, как тут же встрял боярин с худым, почти аскетическим лицом.
— Погодь! А как же мы⁈ — Он зыркнул на меня нехорошим взглядом и обвел взглядом собрание. — Что с боярской думой будет⁈
Перед собранием я провел кое-какую работу и заочно познакомился с авторитетами Мозыря. Этого мой человек описал так, что ошибиться невозможно. Боярин Гавриил Супоня держал город в кулаке и при покойном князе, а уж после его смерти и подавно.
Встретившись глазами с аскетичным боярином, добиваюсь, чтобы он отвел взгляд, и только после этого говорю:
— А что непонятного, Гавриил Еремеич⁈ Разве я хоть словом обмолвился о боярской думе? Нет! Значит не будет боле таковой, да и кому назначать туда думцев коли князя тож не будет!
На эти слова собравшиеся бурно зашумели, но я жестко подавляю недовольство.
— Тихо, господа бояре! Не будет боле той думы, в кою лишь по наследству заходят, в которую тока по старине рода и богатству доступ есть, а будет вам собор, в который народ Мозырьский будет людей избирать. Те из вас, кои достойны будут, думаю, непременно в новый собор попадут, а уж кто народу не люб, то уж извиняй…! Знать, не радел он о благе города раньше, так и ныне неча ему место в соборе занимать!
Ражий боярин, что недавно так бестактно прервал меня, вновь зашелся криком:
— Это что ж, худородные да нищеброды будут меня, боярина родовитого, судить да делам моим цену мерить⁈
Не спешу отвечать на этот выпад, а с интересом обвожу взглядом боярские лица, все ли согласны с крикуном. К своему удовлетворению отмечаю, что большинство орет лишь для вида, больше посматривая на мрачного старца Супоню, а тот пока предпочитает хранить молчание.
Дабы поставить все точки над и, обращаюсь непосредственно к нему:
— Ну, а ты что скажешь, Гавриил Еремеич⁈
Из того, что я узнал об этом старике, я понимаю, что хоть он и порядочная сволочь, но умом и рассудительностью его бог не обидел. Сейчас по его лицу я вижу, что он уже просчитал, какие возможности открывает перед ним новая система. С его авторитетом и