Постепенно просмотр перерос в интерактивное шоу. Атмосфера насыщалась не только смехом, но и возбуждением. Женщины, смеясь, поправляли воротники и невзначай касались своих бёдер, мужчины позволяли себе более смелые прикосновения к соседкам. Пары, сидевшие ближе друг к другу, перестали обращать внимание на окружающих: в их взглядах читалась та же вольность, что и на экране.
– Михаил, повернись хоть немного, чтобы видно было! – раздался женский голос из глубины зала, вызвав новый взрыв хохота.
Когда на экране началась кульминация, зал замер всего на мгновение. На огромном диване с ярко-красным покрывалом, без всякого стеснения камеры, расположились Михаил, Катя, Ольга и Толик. Сцена была настолько виртуозна и комична, что её откровенность воспринималась как блестящая сатира на тайные мечты советских граждан.
Герои, с серьёзностью и почти производственной сосредоточенностью, занимались любовью вчетвером, словно участвовали в коллективной акции по восстановлению эмоциональной справедливости. Диван поскрипывал, покрывало сбивалось, свет метался по стенам, бросая смешные тени на портрет Брежнева. Движения сопровождались лозунгами вроде: «Надо активнее включаться в трудовой процесс!» и «Коллективное усилие – залог успеха!». Михаил с сосредоточенным лицом руководил «процессом», Катя театрально вздыхала с чеховскими интонациями, Ольга демонстрировала полную самоотдачу, а Толик отпускал ироничные комментарии о рыночных отношениях. Абсурдность сцены превращалась в нечто большее, чем простая эротика: это был фарс, водевиль и политическая сатира одновременно.
Зал замер, пытаясь осмыслить увиденное, но уже через секунду снова наполнился раскатистым хохотом и ехидными репликами:
– Вот тебе и коллективизация, товарищи! Всё ради общего блага! – выкрикнул пожилой мужчина с золотой коронкой на зубе, и его тут же поддержали свистом и аплодисментами.
– А я говорила, что пятилетка должна быть ударной! – вторила женщина в модной вязаной шапке, задорно вскидывая вверх кулак, будто на первомайской демонстрации.
Вдруг среди шума и смеха прорезался резкий, недовольный голос:
– Это же подрыв советской морали!
Ответ прилетел немедленно, с другого конца зала, звонко и ехидно:
– Наоборот, товарищ, это её полное торжество!
Толпа взорвалась таким хохотом, что последние капли напряжения растворились в чистом, ничем не ограниченном веселье. Привычные к рамкам и регламентам люди обнаружили, что способны радоваться по-детски, забыв о последствиях. Маленький сельский клуб ненадолго превратился в островок комической свободы, где рушились шаблоны и каждый мог быть собой, пусть и на несколько быстротечных минут.
За кулисами Алексей и Михаил напряжённо всматривались в силуэты зрителей, вздрагивающих от смеха и переживаний. Их переполняло волнение, и они могли лишь осторожно обмениваться взглядами, в которых читалась гордость людей, рискнувших всем и выигравших даже больше, чем рассчитывали.
Михаил незаметно вытер пот со лба и кивнул Алексею, признавая его правоту в затее, поначалу казавшейся безумием. Алексей сохранял невозмутимый вид, хотя внутри него бушевали удовлетворение и облегчение игрока, только что взявшего крупную ставку.
– Ну что, Лёша, мы с тобой настоящие художники, гении кинематографа, – шепнул Михаил.
– Какие там художники, Миша, мы с тобой почти революционеры, – усмехнулся Алексей, пожав плечами.
Фрол Евгеньевич, стоявший неподалёку с профессиональным видом коммерсанта, вдруг отбросил солидность, приподнял бровь и с сарказмом, но и восхищением заметил:
– Товарищи, кажется, мы сегодня изобрели новый жанр – эротический социализм с налётом производственной сатиры.
Михаил прыснул в кулак, а Алексей едва удержался от смеха. Фильм действительно получился настолько откровенным и остроумным, что строгие моральные принципы советской цензуры казались теперь нелепыми.
Когда экран погас, в зале на миг повисла театральная пауза. Но уже через секунду робкие хлопки переросли в бурные аплодисменты и восторженные возгласы. Люди вскочили с мест, наполнив зал громким и совсем не советским по духу восторгом.
Крики «Браво!» смешивались с шутливыми призывами немедленно показать продолжение, кто-то даже крикнул: «На бис!», вызвав новый взрыв смеха и оваций.
Серьёзные чиновники, директора и комсомольцы теряли привычную официальность. Мужчины хлопали в ладоши и вытирали пот со лбов, женщины, краснея, прикрывали лица ладошками и перешёптывались, как школьницы, впервые обсуждающие свидание.
Наблюдая эту картину, Алексей и Михаил едва сдерживали истерический смех. Они сотворили маленькое чудо, заставив советских людей забыть о серости и почувствовать вкус свободы под маской абсурда.
Фрол Евгеньевич снова улыбнулся им, заговорщически подытожив:
– Вы не просто рисковали. Вы заставили советского человека увидеть себя таким, какой он есть. И ему, кажется, понравилось.
Зрители постепенно расходились, путь до стоянки сопровождался смехом и обсуждениями увиденного. Мужчины галантно помогали дамам надеть шубы, те кокетливо поправляли причёски, ещё не оправившись от пережитых эмоций.
Дорогие машины, тесно стоявшие у клуба, медленно пришли в движение, создавая комичную картину, за которой наблюдал совершенно растерявшийся деревенский участковый. Он лишь махал рукой, сдаваясь обстоятельствам, и вздыхал, никогда прежде не видев столь счастливого сборища важных персон.
Покидая Дедрюхино, московские гости понимали, что стали свидетелями уникального события, прежде невозможного в советской реальности. Вечер оставил в них странное и приятное послевкусие свободы, которое ещё долго вызывало улыбки при воспоминании.
За кулисами Михаил и Алексей, наконец оставшись одни, дали волю смеху. Они хлопали друг друга по плечам, не переставая восхищаться собственной смелостью и удачей, с трудом веря, что это была не фантазия, а совершенно абсурдная реальность.
– Знаешь, Лёша, – сказал Михаил, чуть отдышавшись, – сегодня мы не просто всех повеселили. Мы доказали, что жизнь смешнее и ярче, чем её изображают в газетах и партийных отчётах.
Алексей согласно кивнул, посмотрев на пустеющий зал, и тихо произнёс:
– И это только начало, Миша. Дальше будет ещё смешнее. И гораздо опаснее, – добавил он с ухмылкой.
Они снова рассмеялись, чувствуя себя героями нелепой, но чертовски увлекательной истории, у которой впереди ещё много глав.
Когда впечатлённые гости начали покидать деревню, казалось, вечер завершился, оставив лишь яркие воспоминания и лёгкую неловкость. Солидные «Волги», элегантные «Жигули» и даже несколько редких иномарок неспешно двигались по узкой дороге, освещённой фонарями и холодной луной.
Однако далеко уехали не все. Слишком сильны были эмоции, слишком остро проникла в души столичных гостей прежде неизведанная свобода. Возбуждение от фильма прорвалось наружу, заставив автомобили останавливаться прямо посреди дороги, будто понятие «обочина» перестало существовать.
Деревенская улица замерла в странной неподвижности, но вскоре одна за другой машины начали покачиваться в ритме, который нельзя было спутать ни с чем иным. Стоя под фонарями или скрывшись в тенях деревьев, автомобили раскачивались так выразительно, что улица превратилась в комичный аттракцион с кабинками невидимого колеса обозрения.
Местные жители поначалу ничего не заметили – разве что удивились задержке уезжающих гостей. Первым неладное увидел участковый, тщетно пытавшийся регулировать движение возле клуба. Его взгляд случайно остановился на ближайшей