Удержать огромного зверя у нас не было ни единой возможности. Шатун заревел, крутанулся на месте, вырывая копья из ран, после чего опять встал на задние лапы, словно выбирая, кого вывести из строя на этот раз.
Первый удар в грудь зверя нанес опять Геберик. Опытный охотник улучил момент, в два прыжка оказался прямо перед мордой разъяренного животного, и со всего маху всадил свое копье под горло медведя, при этом не отпуская древко.
Я стоял совсем рядом и последовал его примеру. Тоже нанес удар, но уже чуть ниже, продолжая держаться за оружие.
— Отпускай! Барон! Отпускай! — прокричал Геберик, отталкивая от себя древко, выставляя его под небольшим углом к земле.
Провернуть тот же маневр я просто не успел. Шатун, дернулся вперед и попытался напрыгнуть на нас со старостой, отчего я просто разжал руки, отпрыгивая в сторону. Кубарем по снегу покатился и Геберик, уворачиваясь от очередного удара лапой.
Короткие шестифутовые копья — то есть примерно метр восемьдесят в длину — остались торчать в грудине медведя и когда зверь приблизился к нижней точке, сработали как стопоры. Копье, которое всадил Геберик, жалобно хрустнуло и не выдержало, а вот то, что выдали для охоты мне, оказалось крепче.
Медведь насадился на древко всем своим весом, то есть буквально вдавил рогатину себе в грудь. Тупые стопоры стали сминать живую плоть под собой, нанося животному чудовищную рану, а само копье, которое удачно вошло в промерзшую землю, не позволяло медведю опустить лапы на снег.
Пару раз дернувшись на рогатине, зверь все же смог завалиться на бок и даже попытался встать, но был слишком ослаблен. Второй охотник уже подкрался к шатуну со спины и одним точным ударом всадил короткий и широкий наконечник копья в затылок зверя, поражая мозг животного.
— Я живой! Живой! И цел! — тут же закричал Грегор, пытаясь с помощью Ларса подняться на ноги.
Получалось у него это с трудом, ноги мужчину держали плохо и я его прекрасно понимал. У самого адреналин чуть ли не из ушей лился, и если бы не прямая схватка с медведем, я бы сейчас стоял и нервно пританцовывал.
— А говорили, милорд, что к охоте способностей у вас нет, — выдохнул Геберик, вытаскивая из-под тулупа кривой охотничий нож. — Вон, целого медведя завалили.
Я посмотрел на старосту, как на душевнобольного, но Геберик говорил вполне серьезно.
— Я думаю, тут были коллективные усилия, — покачал я головой, неотрывно глядя на огромную тушу перед собой.
— Ну, охота на такого зверя всегда усилие коллективное, но тут важно, кто самую опасную рану нанес, — продолжил староста, подходя к медведю и уже приноравливаясь, как он будет снимать с него шкуру. Руки мужчины вообще работали отдельно от языка. Все, что было необходимо, он делал сейчас на автомате. — Я-то последним ударом промахнулся. Хотел, значит, горло ему перебить, там жил всяческих много, в шее-то у медведя, он бы и издох за минуту. Но ниже вошло копье, короткое больно для такого удара оказалось. А потом и обломалось. А вот у вас удар хороший был, жаль только, что не знали, куда бить. Вот если бы пониже ударили, то вовсе бы сердце зверю пронзили. Но и так смертельный удар получился, он себе все в грудине изорвал, пока на вашем копье плясал, спрыгнуть пытался.
Я с такой трактовкой согласен не был, а потом понял, что староста просто пытается сохранить свою голову на плечах. Неизвестно, как я могу отреагировать на это происшествие. Вспоминая поведение Геберика, я понимал, что шатун и для него стал неожиданностью, но тут времена такие: кто знатный — тот и прав. А значит, я мог обвинить мужчину в том, что он пытался меня убить, и никто меня за такое утверждение не осудит. Потому что медведь в полудне пути от охотничьей деревни, именно тогда, когда в этих лесах оказался новый лорд надела — крайне подозрительное совпадение. И будь я чуть большим параноиком, я бы даже подумал, что отряд, который вышел на рассвете задолго до нас, направился не к варварам, а разбудить этого шатуна.
Вот только в этом не было смысла. Намного проще было бы меня вот этим самым охотничьим копьем ударить в затылок, как того медведя. И проще, и быстрее, и, что самое главное — безопаснее. Оружия мы с собой не брали, кольчуг — тоже, так что Ларс и Грегор были в тех же условиях, что и пара охотников. А с копьем эти ребята были намного ловчее, чем уже крепко привыкшие к мечам заместитель и оруженосец.
— Ты сказал, копье коротковато было? — спросил я у Геберика.
Мужчина при помощи своего помощника перевернул тушу медведя и вовсю работал ножом, чтобы побыстрее срезать шкуру и вырезать годные куски мяса. Очевидно, никто столь ценный трофей оставлять в лесу не будет, даже медвежьи зубы и когти вырвут, а череп выварят.
— На медведя с большой рогатиной ходить надобно, футов на двенадцать, не меньше, а лучше прямо в берлоге бить по весне. И подготовку провести, кольев натесать, людей правильно расставить… — начал рассказывать староста. — Поэтому и говорю, милорд, что хороший удар сделали, неизвестно, как долго бы пришлось плясать и прятаться за деревьями, пока шатун кровью бы истек. Вон, ваш оруженосец чудом спасся, сумка заплечная уберегла.
Задержались мы на этом месте допоздна. Второй охотник по указанию Геберика ушел в деревню — привести помощь на разделку медведя и снятие шкуры, а также притащить припасов. Сам же староста в перерыве сходил на кормушку, проверить силки.
Одного из песцов, того, что был крупнее, староста забил сразу, а второго — отпустил, закинув в кусты кусок мяса, чтобы зверь смог его по-тихому утащить, когда упокоится.
— Молодой еще, пусть мех нагуляет, — ответил на мой вопросительный взгляд охотник. — Чего молодняк бить, и так