— Ещё один Ми-28 вышел из строя, — кивнул Батыров в сторону вертолёта.
Я кивнул, смотря на повреждения Ми-28. Передний блистер разбит, а осколки разбросаны по всей кабине. На тех местах, где ещё недавно была прозрачная бронестеклянная капсула, теперь клочья стекла и кровавые разводы.
— А меня больше не это волнует, Сергеич. У нас лётчик ранен, двое техников в госпитале. А ещё мы до сих пор не знаем, каким арсеналом средств ПВО обладает противник. Или мы сейчас разведку боем проводили?
Батыров только пожал плечами и пошёл вслед за мной к вертолёту. Пока я смотрел на повреждения, он ходил рядом и смотрел на дырки от снарядов по всему фюзеляжу.
— Ты ведь знаешь, Саша, что здесь сложно определить где «наш сириец», а где не наш.
— Ну оттого, что я это знаю, легче не стало.
Димон недовольно фыркнул, выражая несогласие со мной. Хотя в чём я не прав, мне непонятно.
Пока техсостав начал латать Ми-28, я отправился на командный пункт. Кешу через час вертолётом отправили в госпиталь. Батыров сам сел в кресло командира и улетел в Дамаск.
Сирийцы знали, что Кеша, человек которого у себя принимал сам президент. Так что и отношение к нему будет соответствующее.
Я же это время контролировал работу эскадрильи по целям в районе Пальмиры. В зале постоянно звучали какие-то новые задачи. Одна серьёзнее другой.
Один из сирийских генералов и вовсе предлагал ударить по городу бомбардировщиками. Мол, в Тадморе уже никого не осталось из тех, кто верен президенту. Естественно, эту мысль отмели моментально.
К вечеру уже всем стало понятно, что бои за древнюю Пальмиру постепенно сходят на нет. В это время генерал Махлуф, как командующий всей операцией, подозвал всех к карте и «обрисовал» ситуацию.
— Господствующие высоты заняты. Древняя Пальмира пока ещё не под полным контролем, но на финальном этапе. Завтра днём противник будет оттуда выбит. Нам нужно решать, что дальше. Предложения, господа и товарищи, — произнёс генерал.
Пока шла выработка предложений, я продолжал заниматься своей эскадрильей. Каждая пара лётчиков приходила и докладывала об обстановке.
— Мы уже атаковали в районе садов Пальмиры. Туда нас авианаводчик уже выводил. Вот здесь и здесь были пулемёты, а тут большой склад уничтожили. До сих пор детонирует, — объяснял один из ребят, показывая на замеченные огневые точки.
— Склад — это хорошо. А вот что там с расположением войск в районе садов?
— Неизвестно. Что спецназ успел разведать, то мы и уничтожали. Аэродром Тадмор сейчас тоже весь в огне.
Я поблагодарил ребят за работу и отправил отдыхать на «высотку». Только мои лётчики вышли из зала, как на пороге появился настоящий «песочный человек». Это был один из сирийских солдат, смотревший куда-то в непонятном направлении.
На пол с него сыпался песок, а сам он выглядел уставшим. Внимание гостю уделили не сразу.
— Господа, мы в плен взяли Сардара Фаделя, — ответил боец, которому уже дали стакан с водой.
Молодой парень с трудом стоял на ногах. К нему тут же подошёл генерал Махлуф и приобнял, не боясь запачкаться.
— Это хорошо. Руководитель боевиков захвачен. Нам повезло. Надо его допросить. Лично буду говорить с ним, — сказал командующий, обращаясь к руководителю разведки Али Дуба.
Но пришедший на командный пункт сириец ещё недоговорил.
— Сардар отказался говорить. И с вами, и с кем бы то ни было. Он сказал, что готов понести наказание за свои убеждения.
Руководитель боевиков ценный пленник. А в свете неясностей с ПВО и планами мятежников ценность возрастает.
— Да будет так. Отправьте его в тюрьму. Там точно заговорит, — сказал Махлуф и отвернулся к столу.
— Есть предложение, господин генерал. Возможно, есть шанс что он будет говорить с кем-то другим, — предложил я.
Командующий поджал нижнюю губу и пристально посмотрел на меня.
— И с кем же⁈ Он не хочет говорить с генералом! — возмутился Махлуф.
— А что насчёт брата?
Глава 2
На командном пункте возникла пауза в обсуждении судьбы бывшего капитана Сардара Фаделя. Мне показалось, что даже переговоры в динамиках прекратились.
Командующий Республиканской гвардии подошёл ко мне, сжимая губы до такой степени, что они побелели. Аднан Махлуф глубоко вздохнул и слегка задрал нос.
— Господин майор, я ценю ваше мнение. Да и что уж говорить, вашу мудрость и профессионализм. Однако этот человек сам должен просить о разговоре. Вернее умолять дать ему такую возможность.
Махлуф поправил форму расцветки лесной камуфляж и надел на голову свой красный берет. Похоже, что на сегодня рабочий день генерала окончен.
— Вы же понимаете, господин генерал, что он не станет просить или умолять, — ответил я.
— Значит сгинет в камере. Такова участь предателей, майор, — ответил Махлуф и вышел вместе с несколькими офицерами из зала управления.
Я переглянулся с Каргиным, который стоял со мной рядом. Заместитель командира корпуса был невозмутим, но и у него похоже были вопросы к столь поспешному решению сирийского генерала.
— Этот мятежный генерал Сардар много знает того, чего говорить не стоит. Не будут его допрашивать, а отправят в тюрьму. Дело закрыто. Сан Саныч, давай по завтрашнему дню разберёмся, — указал Виктор Викторович на карту с планом завтрашних действий в районе Пальмиры.
— Я бы не стал отказываться от возможности поговорить с капитаном Фаделем. Он нам может рассказать, что у них есть из вооружения.
Каргин задумался, а стоящий за ним Батыров решил высказаться.
— Саша, и на кой-нам это? Мы уже разбомбили всё и везде. Осталось только поддержать атаки сирийцев. Зачем время терять?
— Мы уже наткнулись на «Шилку», о которой сирийская разведка смолчала. Чуть было не потеряли бомбардировщики, поскольку про «Квадрат» нам соврали. А про ПЗРК, который есть почти у каждого мятежника, я и вовсе молчу.
— Ну не у каждого, — раздался за спиной спокойный и ироничный голос.
Я повернулся и увидел Виталия Казанова в песочной форме. Нос у него был заклеен пластырем, на подбородке было небольшое рассечение, которое уже обработали. Рука была перебинтована и висела на косынке для удобства.
— Виталий Иваныч, доброго вам вечера! — поздоровался с ним Батыров.
— Не настолько он хорош. Это я про вечер, — улыбнулся Казанов и, слегка прихрамывая, подошёл к нам.
Выглядел он уставшим, но старался держаться бодро. Не думал, что после такой