– Передай ей коммуникатор. Мать Октавия, насколько мне известно, у вас есть досье на каждую из монахинь. Это так?
– Конечно, – лица аббатисы в коммуникаторе Полина не видела, но голос звучал так спокойно, словно её спросили, молится ли она перед едой.
– Могу я попросить вас перейти сюда вместе с Джан-Батистой, и прихватить эти досье?
– Хм-м… Вообще-то у меня были несколько другие планы, – Полина услышала негромкий смешок. – Но мне нечасто предлагают провести время поздним вечером в компании столь эффектных мужчин. Хорошо, я согласна. Откройте портал через десять минут.
Джан-Марко отложил тёмный коммуникатор и с интересом уставился на Полину.
– И что заставило вас вспомнить об этой непримечательной монахине?
– Н-не знаю, – она дёрнула плечом. – Я хочу вначале проверить, потому что… мне кажется, я там, в этом досье, видела кое-что важное, но тогда этого не осознала. А пока скажите мне, Фаббри – это старая семья?
– Старая. И очень разветвлённая, – ответил хозяин дома, молчавший так долго, что Полина успела о нём забыть. – Правда, венецианская их часть почти растворилась после многих бездетных браков, да и денег у них немного. А вот падуанская часть, как и те Фаббри, что владеют виноградниками в окрестностях Вероны – те вполне успешны.
– Виноградниками… – повторила Полина задумчиво. – Не кажется ли вам, что кривая тропинка, по которой мы идём, всё время упирается так или иначе в виноградники, вино, виноделие?
– Это естественно, – хохотнул Руджеро. – Виноделие слишком существенная часть бюджета Серениссимы, чтобы о нём можно было забывать.
– Тогда скажите мне, синьор Контарини, какое из вин этого региона считается лучшим?
– Ну, я бы так не ставил вопрос… – протянул Руджеро.
Маргарет решительно его перебила.
– «Вальполичелла классико», конечно. То вино, которое делают из винограда, собранного к северу от Вероны, от Лессинских гор до реки Адидже, в исторической зоне Вальполичелла. Разница в качестве этого вина и обычного вина Вальполичелла весьма ощутима, и это заметно по ценам, – она усмехнулась. – Очень хорошо заметно. А причиной тому – терруары и уровень урожайности. Лучший дренаж почвы, более удачная экспозиция виноградников…
«Ну да, – промелькнула у Полины мысль. – Маргарет Контарини управляет в том числе и семейными винодельнями, кому как не ей быть в курсе!».
– Спасибо, – Полина склонила голову.
Аббатиса появилась во всём блеске белоснежного одеяния, сияющих глаз и нежного розового румянца.
– Кузен, кузина, – лёгким наклоном головы приветствовала она хозяев дома. – Экселенца! – леди Камилла удостоилась точно такого же тщательно отмеренного приветствия. – Синьоры! – всем остальным скопом достался кивок. – Я к вашим услугам, как и мои досье.
На журнальном столике среди чашек появилась довольно высокая стопка картонных папок; были там и толстые, и совсем тоненькие, скрывавшие, кажется, единственную страничку. Синьора Маргарет тронула колокольчик и приказала появившимся горничным убрать чашки, кофейник и всё прочее.
– Итак, – нетерпеливо спросила аббатиса, глядя на Полину. – Кто из овечек Великой Матери заинтересовал вас, синьора профессоре?
– Сейчас скажу, – кивнула Полина. – Только ответьте сперва, вы уже вычислили, кто из двух сестёр, Элена или Ювеналия, вредили монастырю?
– Пока нет, – качнула головой монахиня. – Ювеналия больна, третий день с температурой под сорок, и даже наша сестра Лоренца, маг жизни, пока не смогла вывести её из этого состояния. А Элена начала летнюю обрезку лоз, она сейчас чрезвычайно занята.
– Летнюю? – удивилась Камилла. – Вроде бы ещё только первая декада апреля!
– Да, обычно лишние побеги и часть листьев удаляют начиная с конца апреля, но весна в том году очень тёплая, и листья начинают мешать, заслоняют грозди от света и вентиляции.
– Вот как… – протянула Полина. – Тогда я бы хотела посмотреть досье Элены.
Аббатиса точным движением вытащила из стопки папку, не тонкую и не толстую, на мгновение задержала в руках и протянула Полине. Та раскрыла картонную обложку и пропала для окружающих, погрузившись в полученные бумаги.
– Ну что же, – перехватил инициативу Джан-Батиста Торнабуони. – Поговорим пока о нашем юридическом казусе. Я изучил договор бессрочной аренды, заключённый четыреста сорок три года назад между основательницей монастыря Великой Матери в Пральи блаженной Беатой Тревизан и главой дома Кандиано синьором Клаудио по прозвищу Моноколо (Одноглазый). Не стану вдаваться в детали, это отняло бы слишком много времени, но… если коротко, то да, в случае официально признанного банкротства монастыря земля и все строения на ней должны возвратиться в руки семейства Кандиано или его преемников. Причём в договоре указаны даже условия, при которых монастырь будет считаться банкротом: неуплата по счетам в течение трёх месяцев после их выставления, недостаточное питание монахинь, а также невозможность для них заниматься творческим трудом хотя бы два часа в день.
– Ну, тогда мы можем собирать вещички, – расстроенно махнула рукой аббатиса. – По счетам мы платим иной раз и через полгода…
– И никто не протестует? – живо поинтересовалась леди Камилла.
– Нет, а с чего бы? Поставщики муки или масла свои деньги получают сразу же, они не счета выставляют, а расписки дают. А ткани, лекарства, амулеты, какие-то специфические вещи для той же пасеки или винодельни мы оплачиваем по подведении итогов года. Вино ведь не продашь раньше, чем оно созреет, и все поставщики знают, когда подходит момент платежей. Иногда и полгода ждут, мы ведь никуда не денемся.
– А откуда взялось условие насчёт творческой работы? – подняла брови синьора Маргарет.
– Это давняя история… – вздохнула аббатиса. – Если быть краткой, то в числе первых монахинь была младшая дочь Клаудио Моноколо Кандиано. Она родилась с горбом, и не могла рассчитывать на замужество, зато прекрасно пела, как написано в дневниках блаженной Беаты – «голосом слаще соловьиного». И Моноколо поставил условие, что дочь должна иметь возможность заниматься пением, а не только чечевицу перебирать вместе с сёстрами.
– А, понятно…
– Так что же, – аббатиса повернулась к Джан-Баттисте Торнабуони. – Есть ли шанс для меня и моих сестёр остаться в привычным стенах?
– А как же! – в голосе Джан-Баттисты звучало веселье. – Я же говорил о мелком шрифте? Так вот, мелким шрифтом прописаны условия для землевладельца: он получает сто дукатов золотом раз в месяц из рук настоятельница монастыря, раз в году вся его семья может подойти под благословение Великой Матери… Кстати, мать Октавия, они не пытались увеличить сумму выплат? За четыреста лет сто дукатов из весьма солидной суммы превратились почти в мелочь. Ну, во всяком случае, для тогдашнего благосостояния семьи Кандиано.
Аббатиса покачала головой.
– На моей памяти – нет. Предшественница моей предшественницы примерно девяносто лет назад записала в дневнике, что Камилло Кандиано завёл речь о повышении арендной платы, но ссылки на договор оказалось достаточно,