В обычной ситуации фразы подбирались бы тоньше, но усталость подгоняла экономить слова. Или вовсе не хотелось приукрашивать мотивы. Прямой ответ "это ради Светланы" звучал бы вызывающе, словно приглашение к возмездию. Честность порой оказывается опасной роскошью.
Все действия вокруг имели чисто эгоистичный след: выживание становилось главным мотивом. Не меньше – и хитрое стремление к провалу. Рапамицин был лишь второй, испытанной попыткой в борьбе с болезнью Каслмана; этот препарат не помог раньше. Настоящая надежда крылась в неизвестном третьем средстве. Чтобы его найти, требовалось отобрать пациентов, у которых и вторая терапия не сработала — тех самых неудачников, чей организм отказывался подчиняться. Собрать их – и шанс провернуть ещё один раунд "рулетки", открыть путь к собственному спасению.
– Шону, похоже, некомфортно, когда его принимают за альтруиста, – мягко пометила Рейчел.
И правда – никакой благотворительности в этом не было. "Если бы всё сводилось к данным, приходить лично сегодня смысла не было", – подумалось. Приехать нужно было не для аплодисментов Светлане; встретиться лицом к лицу было нужно, потому что отказываться от встречи казалось трусливым, когда чья-то жизнь висела на волоске.
– Юрий и Светлана были безмерно благодарны за помощь, – прозвучало. Горькая усмешка пробежала по губам – благодарность строилась на незнании истинных причин.
– Как будут относиться, если всё закончится смертью? – риторический вопрос возник в голове.
– Если случится худшее, вряд ли будут обвинять. В конце концов, решение приняла сама Светлана – четыре часа объяснений и обсуждений, всё честно, – твёрдо ответила Рейчел. Голос её был полон простодушной уверенности, словно принцесса из сказки, не знавшая, что люди порой иррациональны.
– И правда: Светлана полностью понимала риски.
Это было так – её тяжеловесные "Я знаю" в блокноте звучали как присяга. Но внутренняя логика оставалась прежней: даже если рапамицин не станет спасением, любая информация – ценнее молчания. Данные от терминального пациента всё равно помогут понять, действует ли препарат в крайнем случае.
В самый неподходящий момент зазвонил телефон – вибрация прорезала разговор:
Бззз!
На экране высветилось имя Добби. Сообщение ехало быстрыми короткими фразами:
"Шон! Видел трансляцию?"
"В поезде", – ответ был сухой.
"Включи CNBC!"
"Что там?"
"Белая Акула поменяла стратегию!"
Шум поезда, приглушённый шелест газет и далёкий гул людей — всё это слилось с внезапным приливом интереса. Обсуждение отложилось на пару минут: новости могли изменить не только рынок, но и расчёты, которыми предстояло руководствоваться дальше.
Конец третьей книги