Важный момент: «Письма моей памяти», как уже сказано, писались и впервые были изданы на белорусском. То есть тогда книгу прочитали люди, владеющие в той или иной степени мовай. Выход к более широкому, русскоязычному читателю состоялся лишь с началом перестройки, после публикации во всесоюзном журнале «Дружба народов» в 1989-м.
Распался Союз, и Россия с Беларусью стали уже разными странами. После смерти матери, в начале нулевых, я поехал работать в Москву. И там мало-помалу стала выясняться масса интересных вещей. Например, узнал, что в журнал «Дружба народов» незадолго до моего приезда в Россию кто-то передал перевод «Писем…». Первой моей реакцией было удивление: какой перевод? Ведь именно «Дружба народов» когда-то опубликовала повесть матери в переводе Галины Васильевны Куреневой! Что – еще один? Новый? Выяснилось: да. Просто человек, его сделавший, не знал, что русский перевод «Писем…» уже существует и что публиковался как раз в этом журнале.
Мне, конечно же, захотелось выяснить – кто это? Узнал координаты, позвонил, договорился о встрече. Оказалась милая, интеллигентная женщина, бывший инженер-строитель, действительно абсолютно далекая от дел литературных. Минчанка родом – отсюда знание белорусского. Кто-то из ее родни был в гетто, и когда в 1984-м этой женщине книгу, вышедшую в Минске, переслали, она, прочитав, была поражена. Решила, что с таким произведением обязательно надо познакомить российского читателя. И, выйдя на пенсию, взялась за перевод…
Помню, эта встреча подтолкнула меня к шагу, который, конечно же, надо было сделать давно.
Поскольку со времени первого, минского, издания книги на тот момент прошло почти двадцать лет и почти пятнадцать со времени журнальной публикации на русском, я решил пробить по интернету упоминания о «Письмах…», посмотреть, где и как повесть «засвечена» в Сети. Родители ведь, люди немолодые, от всяческих технических новшеств были далеки, о ЖЖ, соцсетях, блогах представления не имели. Я же все эти годы был погружен в свои дела – забот в 1990-е хватало.
В общем, на поиски потратил вечер – и не зря. Узнал, что, оказывается, текст книги давно в интернете выставлен – причем разными людьми на разных сайтах. Более того, есть аудиовариант, очень хорошо начитанный Владимиром Самойловым.
Еще выяснил, что «Письма…» в Москве еще в 1990-е были инсценированы. Причем спектакль по книге, поставленный каким-то театром-студией, на каком-то конкурсе занял первое место (извиняюсь, что употребляю неопределенные выражения – ведь об этом событии узнал через много лет; думаю, что давно уже и театра-студии того нет, и конкурсы не проводятся. Вычитал еще, что «мотором» той постановки была киноактриса Людмила Потапова – так что выражу ей сейчас свою запоздалую благодарность).
В Москве я работал, в частности, в «Известиях». Одна из тем, которыми тогда там занимался как журналист – признание Германией бывших советских военнопленных отдельной категорией жертв нацизма. В этом случае старики, некогда пережившие кошмар гитлеровского плена, получили бы право на какую-то материальную компенсацию – наравне с мучениками Холокоста, с бывшими остарбайтерами (замечу, что соответствующий закон позднее был принят бундестагом). Того же в те годы в Германии добивался и ряд общественных организаций, в частности «Kontakte-Контакты» – небольшое объединение немецких интеллектуалов. Один из его руководителей, Эберхард Раджувайт, приезжал в Москву, я брал у него интервью. Слово за слово – упомянул фамилию матери. В ответ – восклицание: «Анхен?!» Оказалось, он знал и саму мать (встречались в Германии), и ее непридуманную повесть.
И так далее. Добавить можно многое. Важно, однако, вот что.
Книга, написанная матерью, названа «Письма моей памяти». Эти письма, посланные ею, идут к людям до сих пор. И люди мать помнят.
А ведь не зря говорится, что мы живы, пока живем в чьей-то памяти.
Сергей Нехамкин
Семья Краснопёрко. Минск. Середина 1930-х
Слева направо: Аня, Инна и Рахиль Ароновна Краснопёрко во дворе дома в Подгорном переулке, где они жили. Минск. 1940 год
Гетто в Минске стало в годы Второй мировой войны одним из крупнейших лагерей уничтожения людей в Европе.
Трагическая хроника Минского гетто длилась два года и четыре месяца.
Через Минское гетто прошло около 120 000 евреев – из них более 100 000 погибли.
Доктор Рахиль Краснопёрко после возвращения из партизан. Минск. 1944 год
Старший лейтенант Давид Краснопёрко. На фронте.
Анна Краснопёрко. 1945 год
Мемориал «Яма» в Минске.
Митинг с участием белорусских писателей, в том числе Василя Быкова, Рыгора Бородулина. У микрофона – Анна Краснопёрко. Минск. 9 мая 1989 года
Музей Второй мировой войны «Берлин-Карлсхорст» включил в экспозицию историю жизни Анны Краснопёрко в документах и фото. На снимке – Анна Краснопёрко в музее у стенда, посвященного ей и ее матери. Германия. 1996 год
Анна Краснопёрко и Владимир Нехамкин (Мехов) на встрече с читателями. Германия. 1997 год
Первая книга Анны Краснопёрко – сборник рассказов «Сузор’е». Минск. 1976 год
Первое издание книги Анны Краснопёрко «Пiсьмы маёй памяцi». Минск. 1984 год
Издания «Пiсем маёй памяцi» в Германии и Франции в 1990—2020-х годах.
Анна Краснопёрко. Минск. Середина 1970-х
Анна Краснопёрко. Минск. Конец 1990-х
О Минском гетто
Гитлеровские танки достигли предместий Минска 26 июня 1941 года. 19 июля 1941-го появилось распоряжение оккупационных немецких властей о создании в городе особого района – гетто. Все еврейское население Минска обязано было переселиться в отведенные ему два