Сталин, вольно-невольно, провёл это желание аппаратчиков в жизнь, поэтому Хрущёв, как «пчела» родом из номенклатурного «улья», не пошёл против уже исторически сложившегося «мёда». Да и Хрущёва, несмотря на полную осведомлённость о том, что он бывший троцкист, продвигать начал именно Сталин — за личную преданность, за умение работать с массами, за активное участие в партийных чистках…
Но самое главное, что сумел осмыслить за свою жизнь Директор — это то, что Сталин — это человек. Не трансцендентное божество, которое принципиально безошибочное, всеведущее и вездесущее, с горизонтом планирования на тысячи лет. Очень многие антисталинисты и сталинисты утрачивают связь с реальностью именно на этом этапе.
Антисталинисты невольно приписывают Иосифу Виссарионовичу не присущие ему свойства, поэтому как-то само собой получается, по умолчанию, что он должен был всё предвидеть, поэтому все допущенные им ошибки — это не ошибки, а продукт злого умысла жестокого тирана.
Сталинисты, аналогично, приписывают ему сверхъестественные качества, поэтому утверждают, что ошибок не было и вовсе, а была некая безошибочная и целенаправленная политика, а жестокость последствий некоторых его действий — это суровая необходимость и ответ на вызовы времени.
Но Сталин — это человек. А раз он человек, то он просто обречён был ошибаться. И ошибки его — это результат влияния не только его личных качеств, но и несовершенства информации, давления обстоятельств и вмешательства непредсказуемых событий.
Уж кто-кто, а Директор прекрасно знал, что это такое — когда твои долгосрочные планы рушатся, как песочные замки под приливными волнами, когда обстоятельства безотлагательно требуют действий, а ты испытываешь острый дефицит информации, и когда неожиданно вмешиваются абсолютно непредсказуемые события, пускающие насмарку труд всей твоей жизни…
И Сталин — это не квантовый суперкомпьютер, (2) он точно так же страдал от всех этих факторов, поэтому просто не мог планировать на десятилетия вперёд. И уж точно он не мог спрогнозировать, к чему приведут все эти кадровые решения, довольно-таки безобидные в период их принятия.
Это нисколько не умаляет масштаба его личности, но избавляет от мифологизации, свойственной и его ненавистникам, и его сторонникам.
Директору нравится позиция Дэн Сяопина в отношении Мао Цзэдуна: «70% хорошего и 30% плохого». Подобное разделение успехов и провалов, по мнению Директора, верно и в отношении Сталина.
Его фигура не требует ни безоговорочной любви, ни безоговорочной ненависти — она требует лишь честного учёта всего, что он сделал, и понимания, что и великие могут ошибаться.
«И всё, что происходит сейчас — это эффект бабочки от Рэя Брэдбери», — подумал Директор. — «Последствия великих ошибок, допущенных в ходе выполнения великих задач, поставленных в эпоху великих перемен».
Сейчас, по его убеждению, на дворе эпоха великих перемен — и любая ошибка будет иметь последствия, которые проявятся через десятки и сотни лет.
«Но у меня, к счастью, уже есть видение общих черт отличного плана, который следует очень тщательно проработать…»
— Владимир Вольфович, — позвал его Виктор Дмитриевич. — Партеечку в шахматы?
— Ждал, когда вы спросите… — доброжелательно улыбнулся ему Директор.
*СССР, Московская область, г. Москва, Большая Сухаревская площадь, 19 апреля 1983 года*
— Эх… — вдохнул Директор свежий воздух, совершенно не пахнущий карболкой и хлоркой.
Теперь ему нужно ехать домой к Жириновскому, чтобы окончательно «принять дела», но сначала ему хотелось прогуляться по Москве, в которой он очень давно не был.
Слышны редкие гудки, скрежет трамвая, гул моторов «Москвичей» и «Жигулей» — машин на улицах много, но уж точно не так много, как в «той» Москве…
«Эту» Москву не мог увидеть и услышать снова никто из современников Директора, поэтому ему захотелось насладиться давно забытой атмосферой столицы СССР, прекрасной в это время года.
Ощущение второй молодости, не психологической, но физической, навесило на лицо Директора дурацкую улыбку.
Он увидел четыре автомата газированной воды АТ-101М и сразу же испытал острое желание вновь, впервые за десятилетия, попробовать газировки.
Подойдя к свободному автомату, он достал из кармана портмоне и нашёл в нём две монеты номиналом в три копейки.
Вставив первую монету, он ополоснул стакан, поставил его в окно выдачи и нажал на кнопку.
Дождавшись, когда в стакан выплюнуло сироп «Дюшес», Директор вовремя убрал его и пропустил газированную воду мимо стакана.
Медсестра, стоящая у соседнего автомата, посмотрела на него неопределённым взглядом, но ему было всё равно и он продолжил заниматься своим делом.
Вставив в приёмник вторую монету, он вновь поместил стакан в окно выдачи напитка и нажал на кнопку, помеченную, как «Дюшес».
В стакан плюнуло сиропом, а затем залило всё это газированной водой.
Директор вспомнил, что в автомат подаётся обычная водопроводная вода, поэтому напрягся, но затем, подумав, рискнул отпить.
Но он не ощутил никакого металлического и химического привкуса, а также «ароматической палитры воды из бассейна». (3) Это нормальная вода, ровно такая же, какой он её помнил.
«Наверное, это как-то связано с тем, что водопроводные трубы новые или их вовремя ремонтируют», — предположил он, а затем выпил газировку залпом. — «Ну и, наверное, очистные станции работают на полный проектный цикл, а не „упрощены“ до предела…»
Вернув стакан на положенное место, Директор развернулся и пошёл по Садово-Спасской — ему нужно в переулок Докучаев, в дом № 19. В паспорте есть запись, что Жириновский прописан там.
Существует риск, что это просто прописка, а живёт он в каком-то другом месте, но проверяется это легко — ключом, найденным во внутреннем карман пиджака.
По пути он старался не пялиться на людей, но получалось у него это очень плохо.
Ему встречались служащие из окрестных учреждений: женщины в блузках и юбках-карандашах, нередко с лакированными сумочками, обязательно в плаще или пальто, а мужчины в тёмных костюмах под пальто и плащом, либо с портфелями, либо с чемоданами-дипломатами, на уголках которых видны пожелтевшие кусочки скотча.
Также ему попадались студенты, одетые, как правило, весьма разношёрстно, но, непременно, в плащи-болоньи, пальто и, изредка, полупальто. Джинсы и куртки встречаются крайне редко — ещё не совсем то время.
Ещё он увидел нескольких рабочих, идущих то ли со стройки, то ли на стройку — одеты в рабочие комбинезоны, с брезентовыми куртками или ватниками в руках.
Чаще попадались пожилые люди — бабушки в платках и аляпистого цвета пальто, и