— Марко! Давно не заглядывал, — прогудел он, и я почувствовала, как по моей коже пробежали мурашки. Этот голос был слишком глубоким, слишком рычащим для человека.
— Привет, Грей. Это Лина, — представил меня Марко. — Удиви нас сегодня чем-нибудь особенным.
Мужчина широко улыбнулся, обнажив зубы, которые казались чуть острее обычных, и кивнул:
— Для меня честь готовить для дамы, — он сделал шутовской поклон, но в его взгляде промелькнуло что-то дикое.
Когда хозяин скрылся на кухне, я наклонилась к Марко и прошептала:
— Он... оборотень? Волк?
Марко кивнул:
— Один из лучших поваров в этих краях. Унюхает пережаренное мясо за милю и придёт в ярость, если кто-то испортит хороший стейк.
Вскоре Грей вернулся с подносом, от которого исходил умопомрачительный аромат. Сочные бургеры, обжаренные до золотистой корочки картофельные дольки, какие-то необычные соусы в маленьких плошках. Он расставил блюда на нашем столе, и я заметила, как приветливо он улыбается Марко.
— А я думала, волки не любят нагов, — заметила я, когда Грей отошёл достаточно далеко.
Марко взял бургер и посмотрел на меня с лёгкой горечью в глазах:
— Нас никто не любит, Лина, — сказал он тихо. — Ни волки, ни люди, ни даже другие наги иногда. Мы слишком... иные для всех.
Его слова задели что-то во мне, напомнив о моём собственном отношении при первой встрече. Я отложила недоеденный кусок и посмотрела ему в глаза:
— Марко, я хотела извиниться. За те слова, которые ты случайно услышал при нашей первой встрече. Когда я назвала тебя... мерзким.
Марко замер, его медовые глаза потемнели. Иска, свернувшаяся вокруг его запястья, слегка приподняла голову.
— Ты не обязана извиняться за свои чувства, — произнёс он наконец.
— Нет, обязана. Потому что те слова были продиктованы предрассудками и страхом, а не реальным знанием. Это было непрофессионально и... просто неправильно.
Он смотрел на меня долго, изучающе, словно пытался заглянуть глубже поверхности моих слов.
— Ты изменила мнение о нагах? — спросил он тихо.
— Да, — ответила я просто, чувствуя, как это короткое слово несёт в себе гораздо больше, чем просто признание ошибки.
Мы продолжили есть в комфортном молчании. Бургер оказался восхитительным — сочное мясо таяло во рту, а соус придавал ему какой-то дикий, лесной привкус.
Когда с едой было покончено, Марко достал из кармана упаковку жвачки и протянул мне:
— После такой еды не помешает, — улыбнулся он.
Это был такой простой, такой человеческий жест, что я улыбнулась в ответ, принимая пластинку. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись, и я почувствовала лёгкое покалывание — то ли от статического электричества, то ли от чего-то иного.
Выйдя на веранду, я невольно поёжилась от прохладного ночного воздуха. Мой строгий костюм совсем не подходил для вечерних прогулок в горах. Марко заметил это и, не говоря ни слова, снял свою кожаную куртку, набросив мне на плечи.
— Но тебе будет холодно, — запротестовала я.
— У нагов другая терморегуляция, — пояснил он. — Мне не холодно.
В этом жесте не было показной галантности или попытки произвести впечатление. Казалось, он действительно заботился обо мне, просто и естественно, как дышал. Я закуталась в его куртку, чувствуя исходящее от неё тепло и слабый, приятный запах — что-то среднее между сандалом и озоном, словно предгрозовой воздух.
Мы стояли рядом, глядя на раскинувшиеся внизу огни города, мерцающие созвездиями, отражающими небесные. Иска выскользнула из рукава куртки, оставшейся на Марко, и обвилась вокруг его шеи серебристым ожерельем. Сейчас, в этом месте, её присутствие казалось естественной частью мира, таким же чудом природы, как звёзды над нами.
Я знала, что должна сказать ему о своём выборе. Что должна объяснить про Эрика и принятое решение. Но почему-то слова застревали в горле, а момент казался слишком значимым, чтобы разрушать его неизбежными объяснениями.
Звёзды сияли над нами, словно россыпь бриллиантов на тёмном бархате ночи. Мы стояли на краю веранды, и Марко вдруг сделал шаг ко мне, сокращая расстояние между нами. Его куртка на моих плечах создавала иллюзию объятия, но когда он встал позади меня, эта иллюзия стала реальностью.
— Видишь там, — он осторожно поднял руку и указал куда-то в небесную высь, — три яркие звезды, расположенные почти в ряд?
Я кивнула, чувствуя, как его дыхание легко касается моего уха.
— Это пояс Ориона, — продолжил он, и его голос, низкий, бархатный, словно обволакивал меня. — Для нагов это созвездие имеет особое значение. В нашей мифологии это три великих змея, охраняющих врата между мирами.
Его рука медленно опустилась на моё плечо, тёплая даже сквозь ткань куртки.
— А что за этими вратами? — спросила я, повернув голову.
Наши лица оказались так близко, что я чувствовала тепло его кожи. В медовых глазах отражались звёзды, и это было настолько красиво, что перехватывало дыхание.
Сама не понимая, что делаю, я преодолела последние сантиметры между нами и прижалась к его губам. Это казалось самым естественным поступком в мире, будто все дороги моей жизни вели к этому моменту, к этому нагу, к этому поцелую.
Его губы были тёплыми и мягкими, с лёгким привкусом мятной жвачки. Он не торопился, отвечая на мой порыв с нежностью, от которой подкашивались колени. Его руки бережно обхватили моё лицо, большие пальцы легко касались скул, словно я была хрупким сокровищем, которое можно повредить неосторожным движением.
В этом поцелуе не было требовательности или агрессии – только тягучая нежность, медленно разливающаяся по телу, словно тёплый мёд. Время замедлилось, звуки ночного леса отступили, оставляя только стук наших сердец, бьющихся в едином ритме.
Я чувствовала себя так, словно мы знакомы тысячу лет. Будто каждое его прикосновение было узнаванием, а не открытием – возвращением домой после долгого путешествия. Это ощущение было настолько сильным, настолько правильным, что казалось почти пугающим.
Когда наши губы наконец разомкнулись, я выдохнула едва слышно:
— Вау...
Его глаза потемнели, в них плясали золотистые искры,