— Ну и чем же ты сегодня собираешься заниматься? — спросил господин Требс. — Не хочешь немного помочь? Отработать свой хлеб?
— Нет, — ответил Янис. — Мне нужно идти дальше.
— Честно говоря, — сказал господин Требс, — я не уверен, что госпоже Требс эта затея понравится.
Госпожа Требс сделала кашу на молоке — в тысячу раз вкуснее, чем варево Фрида.
— Ты останешься у нас, — сказала она за завтраком. — Как минимум еще на один день. Твоим ногам нужен покой. И тебе тоже. — Она разлила кашу по мискам. — А мне еще нужно постирать твою одежду и проветрить твое вонючее одеяло и… — Она помешала свою кашу. — И еще я сделала суп! И испекла хлеб. — Она посмотрела на Яниса. — Ты же любишь суп?
Янис любил суп. И свежеиспеченный хлеб тоже, и парное молоко. На один день можно и остаться. Если ноги заживут, то потерянное время можно будет наверстать.
— Я отведу корову на пастбище, — сказал господин Требс. — И осла возьму с собой. Глупо скармливать ему сено, когда на лугу полно травы.
— Только сегодня, — предупредил Янис. — Завтра мне надо отправляться в деревню Схенкельмана.
— А где его деревня? — спросила госпожа Требс.
— Должна быть где-то недалеко, — ответил Янис.
Госпожа Требс отодвинула от себя миску.
— Недалеко отсюда ничего нет. Разве что несколько ферм.
— Один сплошной лес, — подтвердил господин Требс. — А потом голая равнина, а за ней Долмерстед. Только я не советую тебе называть его деревней. Сами-то они о себе высокого мнения, у них там, понимаешь ли, стены с воротами…
— Долмерстед, — повторил Янис. — Туда-то мне, похоже, и нужно. — У него был свой план. Ни про какую «деревню Схенкельмана» он знать не знал, это он соврал. Ну не может он больше оставаться на постоялом дворе, надо идти дальше. Наверное, и правда лучше всего отправиться в этот Долмерстед.
— А далеко дотуда?
— Трудно сказать, — ответил господин Требс. — Сам-то я всегда хожу напрямую, через гору, мимо фермы Хенкеля, а потом…
— Не надо сбивать мальчика с толку, — сказала госпожа Требс. — Так он точно заблудится!
— Тогда пусть идет вдоль ущелья, а потом вверх, — предложил господин Требс. — Но это выйдет дольше. Можно еще через ферму Бока…
— Или перед ней свернуть и пойти прямо, — сказала госпожа Требс.
Они еще немного поспорили, как будет лучше идти. До сих пор находить дорогу было просто. Одна тропинка вела от хижины вниз, другая к ущелью и третья к постоялому двору. Но чем дольше господин и госпожа Требс обсуждали путь, тем, казалось, сложнее он становился. Были тропинки напрямую и в обход, были фермы с людьми, которых звали так-то и так-то, и казалось, что всё постоянно разветвляется, и Янис окончательно пал духом.
— Я пойду напрямую, — сказал он.
Госпожа Требс принесла ему штаны и рубаху.
Господин Требс сунул ему в руки кусок веревки.
— Всё это только попользоваться, — сказал он, — так что тебе это ничего не стоит.
А потом он пошел на конюшню за коровой. Янис сомневался, что Камешек согласится идти на выпас.
— Ну-ка, давай посмотрим на твои ноги. — Госпожа Требс размотала бинты. — Неплохо, — заключила она. — Начало заживать.
На кухне стояла приготовленная бадья: Янису велено было помыться. Госпожа Требс дала ему тряпочку, чтобы себя тереть, и кусок мыла. Шагнув в бадью с теплой водой, он услышал, как кричит Камешек. Сначала на дворе, а потом вдалеке. Значит, господину Требсу удалось увести его с собой. Или скорее это удалось корове.
Янис долго плескался в воде. Он намыливал волосы и опускал голову под воду, чтобы смыть пену. Вода становилась всё грязнее и холоднее. На его взгляд, он был уже достаточно чист, но вылезать не спешил. На табуретке его ждали свежие вещи. Штаны, знававшие господина Требса в молодости, и рубаха, в которой тот спал, потому что трудно было себе представить, чтобы он ходил в ней днем.
— Ты там всё? — крикнула госпожа Требс.
Янис вышел из бадьи и ступил на плиточный пол. Он вытерся и через голову надел рубаху. Она была ему велика, рукава пришлось закатать. Штаны господина Требса на Янисе не держались, сползали. Только теперь он понял, зачем ему веревка.
На стене висело маленькое зеркальце с трещиной. Сначала Янис прижался носом к стеклу, потом отошел на шаг и опять подошел поближе. В хижине у них не было зеркала. Ни к чему, говорил Фрид. Янис иногда рассматривал свое отражение в волнистом стекле окна или в ведре с неподвижной водой. Но сейчас совсем другое дело. Удивительно, как хорошо он видит самого себя. Свои веснушки на щеках, ресницы и брови. На голове у него стояли торчком мокрые пряди.
— Ты там не уснул? — крикнула госпожа Требс.
Янис вышел из кухни, держа грязные вещи под мышкой.
Госпожа Требс принялась за стирку. Она долго месила и терла белье, потом отжала его и развесила сушиться на солнце, на деревянной перекладине. К кроличьему одеялу она даже не прикоснулась, велев Янису повесить его на забор в дальнем углу двора.
Господин Требс вернулся без коровы и без Камешка и уселся работать на колоду для колки дров, рядом с домом. Там лежали ветки, из которых он выбирал самые тоненькие, подравнивал их и затем привязывал к длинной палке. Делать метлы ему, без сомнения, удавалось гораздо лучше, чем колоть дрова, — за всё время он ни разу не выругался.
Госпожа Требс вязала носок.
— Засучим рукава, — сказал господин Требс. — Будем не жаловаться, но работать. Метлы и носки всегда найдут покупателя.
Янис подобрал себе подходящий кусок дерева. Он начал работать над новой ложкой с поросенком на черенке — ему хотелось сделать что-то, что будет созвучно «Позолоченному кабану».
Локе разрешили выйти во двор, и она погналась за черной собачкой, которая вдруг развернулась в обратную сторону и сама стала с тявканьем гоняться за Локой.
Когда четыре метлы были готовы, господин Требс сказал, что пора идти за коровой. Камешек послушно вернулся вместе со всеми и протрусил за коровой в стойло.
— Скоро будет парное молоко, — пообещала госпожа Требс.
Янис с закатанными рукавами сидел за столом. Его вещи досушивались рядом с плитой. Помыв посуду после ужина, госпожа Требс подвинула стул ближе к масляной лампе и взялась за следующий носок.
Господин Требс сидел, склонившись над книгой.
— Можно посмотреть? — спросил Янис.
— Зачем тебе? — удивился господин Требс.
— Я люблю буквы, — признался Янис. — И картинки.
Господин Требс рассмеялся и подвинул книгу к Янису. По странице тянулся длинный ряд чисел. Рядом с одним числом было написано «мука», с другим — «гвозди», а потом «нитки», «тесьма» и «шерсть».
— Картинок нет, — сказал господин Требс. — Я занимаюсь тем, что существует на самом деле. — Он прошелся пальцем по цифрам. — Здесь написано, сколько что стоит. И заметь, подсчитано всё это не в ложках! Монеты и банкноты — вот на чем держится мир. Я с самого начала веду аккуратный учет всему.
— Зачем? — спросил Янис.
— Затем! — отрезал господин Требс. — Факты и цифры. Объективная истина!
— Он этого не понимает, — вступилась за Яниса госпожа Требс.
— Так я ему объясню, — сказал господин Требс. — Вот сколько ложек ты сделал?
— Половину, — ответил Янис. — Я только начал поросенка.
— Я имею в виду, вообще сколько ты сделал ложек? От первой и до последней.
— Не знаю.
— А знаешь, почему ты не знаешь? — спросил господин Требс. — Потому что ты не вел учет и ничего не записывал! — Он постучал пальцем по лбу. — Ты думаешь, у тебя всё в голове, в целости и сохранности. Но на собственную память рассчитывать нельзя, память штука ненадежная. Факты — вот что тебе нужно. Цифры.
Янис примолк, глядя на страницу. У него есть только собственная память, а господин Требс говорит, что она ненадежная. Сколько ложек, сколько мешков ячменя, сколько кроликов? Он не знал. Когда они поселились в хижине? Даже это он знал только приблизительно.