Уже под вечер, когда солнце начало клониться к горизонту, а я почувствовала, что ноги отказываются идти, вспомнила, что совсем забыла о себе.
«Я с этим доильным аппаратом вчера, совсем забыла, что хотела одежды себе купить» — подумала я. «И себя побаловать нужно». Зашла в лавку с одеждой, где долго перебирала между простыми и практичными платьями из грубого холста и яркими, нарядными платьицами. В итоге решила взять и то, и другое. Взяла пару платьев попроще, для работы в поле, чтобы не жалко было испачкать, и два красивых, расшитых цветами наряда — для души, чтобы хоть иногда чувствовать себя молодой девушкой, которой я как раз и была в этом мире. И тут мой взгляд зацепился за диковинную вещицу — красивое, теплое пончо, сшитое из мягкой овечьей шерсти.
— А это что за прелесть? — спросила я у торговки, молодой девушки с румяными щеками.
Девушка, увидев мой интерес, расплылась в улыбке.
— Это пончо из шерсти овец-мериносов, — ответила она. — Шерсть тонкая, теплая, такую только у нас найдете. Как раз для вашей суровой зимы.
Тут меня и осенило! Я вспомнила о своей Буренке — умной, спокойной корове, которая, словно ангел-хранитель, помогла мне найти работников. «А что, если купить ей это пончо?» — подумала я. «Будет ей приятно, да и теплее зимними вечерами, когда стужа трещит.»
— Я беру его, — сказала я, улыбнувшись. — Это будет подарок… для моей коровы.
Девушка удивленно вскинула брови, но ничего не сказала, лишь молча завернула пончо и отдала мне. Видно, всякое на своем веку повидала…
Под конец дня телега была набита моими покупками до отказа. Возница, крепкий мужичок с окладистой бородой и мозолистыми руками, покряхтывал, но послушно ждал, пока я закончу покупки. Я договорилась с ним, что завтра утром он привезет все это добро к постоялому двору, где остановилась артель Яриса. Сама же поспешила туда, чтобы предупредить рабочих о скором переезде.
Ярис и его товарищи встретили меня настороженно. Рассказала им о том, что все готово к отъезду.
— Завтра утром жду вас на постоялом дворе с вещами, — сказала я. — А послезавтра, как только солнце встанет, трогаемся на ферму.
Я заметила, как в глазах Яриса, когда я упомянула ферму, на мгновение вспыхнул какой-то недобрый огонек. Словно затаившаяся искра, готовая разгореться в пламя. Но тут же это видение исчезло, и он лишь кивнул в знак согласия.
— Хорошо, госпожа. Мы будем готовы вовремя.
Прощаясь с ними, я вновь почувствовала неприятную тревогу, словно под ложечкой засосало. Что-то в поведении Яриса казалось мне неестественным. Будто он что-то недоговаривает, что-то скрывает… Но я постаралась отогнать от себя дурные мысли. Главное, верить в лучшее и не давать страхам овладеть моей душой.
День, вымотавший меня до последней капли, потихоньку уступал место вечеру. В небольшой, но уютной комнате на постоялом дворе царил полумрак, отбрасывавший причудливые тени на стены. Я сидела за шатким столом, в тщетной попытке привести в порядок счета, которые к концу дня казались ворохом хаотичных цифр. Но мысли мои упорно ускользали от бухгалтерии, возвращаясь вновь и вновь к ферме, к предстоящей поездки и, словно назойливая муха, к тому искоса брошенному взгляду Яриса, который не давал мне покоя.
Вдруг, тишину прорезал настойчивый стук в дверь. От неожиданности я вздрогнула, чуть не опрокинув чернильницу.
— Кто там? — робко спросила я, откладывая в сторону исписанные листы бумаги и прислушиваясь к звукам за дверью.
— Это Мирон, госпожа, — раздался приглушенный, знакомый голос. — Можно ли вас побеспокоить?
Мирон? Тот самый добродушный возница, который подвез меня до города. Что могло заставить его навестить меня в столь поздний час? Неужто с что-то случилось?
— Да, конечно, входите, — ответила я, поднимаясь со стула и поправляя подол платья.
Дверь тихонько скрипнула, пропуская в комнату Мирона. В тусклом свете свечи его лицо казалось еще более серьезным, чем я запомнила. Морщины залегли глубже обычного, а в глазах плескалась тревога.
— Простите, что беспокою вас так поздно, госпожа, — начал он виновато, нервно комкая в руках свою видавшую виды шапку. — Но я не мог не предупредить…
— Предупредить? О чем же? — спросила я, чувствуя, как внутри нарастает холодное беспокойство. Что-то нехорошее витало в воздухе.
Мирон замялся, словно слова застревали у него в горле, поборолся с собой, и выпалил:
— О Ярисе… о главе вашей артели.
Услышав это имя, я почувствовала, как сердце ухнуло куда-то вниз, словно в бездонную пропасть. Так значит, мои смутные предчувствия, мои внутренние тревоги, не были напрасны?
— Что с ним не так? — выдохнула я, стараясь сохранить хотя бы видимость хладнокровия, хотя внутри все дрожало.
— Он… не такой, каким кажется на первый взгляд, госпожа, — Мирон понизил голос почти до шепота, словно боялся, что его услышат. — О нем в наших краях ходят недобрые слухи. Говорят, он человек скользкий, себе на уме, и с законом у него давние счеты.
— Что именно говорят? — настаивала я, чувствуя, как по спине пробегает леденящий холодок.
— Да разное… — Мирон избегал смотреть мне в глаза, словно ему было стыдно произносить то, что он собирался сказать. — Что мужиков обманывал, прикинувшись добрым болагодетелем, на чужой земле лес рубил без разрешения, скупщиков краденым товаром крышевал, помогая укрываться от справедливого суда. Конкретно ничего доказать конечно не могут, но, как говорится, дыма без огня не бывает.
Я прикусила губу, обдумывая услышанное. Если хоть половина из этого правда, то я умудрилась вляпаться в серьезную передрягу. Получается, доверилась человеку, который может разрушить все, к чему я так стремилась.
— И почему же вы молчали все это время? Почему не предупредили меня раньше? — упрекнула я Мирона, хотя понимала, что он вряд ли мог знать о моих планах.
— Я не знал, что судьба вас сведет, госпожа, — ответил он с искренним сожалением. — А когда увидел вас сегодня на ярмарке,