Но любование природой не могло заглушить нарастающее чувство тревоги, которое поселилось во мне еще до рассвета. Какая-то глухая, но настойчивая боль тянула к ферме, к Буренке, к работникам. Сердце сжималось от неясного предчувствия беды, словно тонкая нить, на которой держалось мое спокойствие, вот-вот должна была оборваться. Все чаще в голове всплывали образы родных мест, и с каждой минутой я чувствовала, что должна быть там.
Всю дорогу я чувствовала на себе взгляд Яриса. Не навязчивый, а скорее теплый и оберегающий, словно он чувствовал мое смятение и пытался поддержать. Иногда наши взгляды нечаянно встречались, и тогда в его глазах я видела… нежность. И смущение. И какое-то робкое признание, которое он, казалось, боялся произнести вслух. В моей груди начинало сладко щемить, сердце отбивало бешеный ритм, и я с трудом могла отвести взгляд, стараясь скрыть волнение. Жара усиливала смущение, заставляя щеки предательски алеть.
Я понимала, что он небезразличен мне. И он, кажется, тоже понимал, что давно перестал быть просто работником. Между нами витала эта невысказанная симпатия, словно тонкая нить, связывающая наши души. И чем дольше мы ехали, тем сильнее натягивалась эта нить, заставляя меня думать о будущем, о том, что может быть. Но тревога за судьбу фермы затмевала все романтические мысли. Казалось, если я отпущу эти мысли, то ферма тут же рухнет в пропасть.
Ярис, словно чувствуя мое напряжение, вдруг откашлялся и нарушил молчание.
— Знаешь, Алина, давно хотел сказать… ты очень смелая и трудолюбивая. У тебя получилось вдохнуть жизнь в эту заброшенную ферму. Я восхищаюсь тобой.
Его слова прозвучали как музыка для моих ушей, но даже они не смогли рассеять мрачные мысли. Я покраснела и, стараясь скрыть смущение, перевела взгляд на дорогу.
— Спасибо, Ярис, — прошептала я. — Без тебя я бы точно не справилась. Ты моя главная опора.
Он улыбнулся своей доброй, немного застенчивой улыбкой, и мне показалось, что мир вокруг стал ярче и теплее. Даже его шрам уже ни капли не портил его внешность, а придавал ему некий шарм.
Приблизительно к обеду следующего дня мы добрались до города. Знойный воздух был пропитан запахом пыли, пота и пряностей. Сразу бросилась в глаза суета и шум: по мощеным улицам сновали телеги, кричали торговцы, куда-то спешили горожане. После тихой и размеренной жизни на ферме, все это казалось еще более чужим и враждебным. Мне даже показалось, что все вокруг смотрят на нас с каким-то недобрым любопытством. Я хотела как можно скорее закончить все дела и вернуться домой.
Первым делом мы решили подкрепиться в ближайшей таверне. Ярис выбрал довольно уютное место, с деревянными столами и скамьями, спасающее прохладой от палящего солнца. В воздухе витал приятный запах свежеиспеченного хлеба и жареного мяса. Заказав похлебку и пироги, мы с удовольствием принялись за еду, но аппетита у меня почти не было. Кусок застревал в горле, и я пыталась скрыть волнение, чтобы не тревожить Яриса.
— Теперь к стеклодуву, — напомнил Ярис, отложив ложку.
Стеклодув оказался колоритным старичком, с обветренным лицом и пронзительным взглядом. Он внимательно выслушал Яриса, изучил эскизы и пообещал выполнить заказ в срок.
— Сделаю все как надо, — заверил он, поглаживая свою седую бороду. — Такие колбы для доильного аппарата — это дело интересное. Давно не приходилось делать что-то подобное. Будет вам все в лучшем виде, как в аптеке.
Мы заплатили стеклодуву аванс и отправились на рынок — сердце города, где бурлила жизнь и велась оживленная торговля. Я чувствовала себя немного неловко, предлагая свой сыр местным торговцам. Но желание наладить сбыт и заработать денег хоть немного отвлекало от гнетущих мыслей. Палящее солнце лишь усиливало желание поскорее уехать.
К моему удивлению, сыр пользовался большим спросом. Торговцы охотно соглашались брать его на пробу, а некоторые даже сразу заключали договора на поставки. Хвалили вкус, аромат и уникальность моего сыра. Говорили, что ничего подобного в городе еще не пробовали. Это придало мне немного уверенности, но тревога все равно не отступала, а лишь нарастала с каждой минутой.
К вечеру у меня на руках было несколько заключенных договоров, и я понимала, что поездка была успешной. Казалось, что все мои усилия не были напрасны, и ферма наконец-то начнет приносить прибыль. Но радости я не чувствовала.
— Ну что, отметим успех? — предложил Ярис, когда мы покидали рынок. — Останемся на ночлег на постоялом дворе, а завтра утром поедем домой. Все же ночь в дороге, ты поди устала, — в его словах была забора и беспокойство обо мне.
Предложение Яриса заставило меня вздрогнуть. Внутри все похолодело от внезапной волны паники. Словно кто-то шептал мне на ухо: «Не оставайся! Беги! Беги домой!» Я представила Буренку, одиноко стоящую в загоне, и сердце сжалось от тоски.
— Ярис, — сказала я, чувствуя, как дрожит голос, — я думаю, нам лучше поехать обратно сегодня. У меня… у меня очень нехорошее предчувствие. Я не могу объяснить, но мне кажется, что там, дома, что-то случилось. Я чувствую это всем сердцем.
Ярис удивленно посмотрел на меня, в его глазах читалось недоумение. Он видел, что я действительно напугана.
— Хорошо, — сказал он, немного помолчав. — Как скажешь. Если тебе так спокойнее, поедем домой.
Я облегченно вздохнула. Мне было очень важно, чтобы Ярис понял меня и поддержал. Я знала, что он, скорее всего, считает мои страхи необоснованными, но он был готов пожертвовать своим комфортом, чтобы успокоить меня.
Мы быстро нашли нашу телегу и, попрощавшись с городом, отправились в обратный путь. По мере того, как город оставался позади, мое беспокойство не только не угасало, а наоборот, усиливалось. Казалось, что нас преследует чья-то зловещая тень. Мне казалось, что я слышу слабый крик о помощи, доносящийся издалека.
— Но ночевать то остановимся? — спросил мужчина вкрадчиво.
— Нет, давай ехать без остановки на ночевку, — практически взмолилась я, и Ярис нахмурился, покачал головой и щелкнул поводьями, подгоняя лошадь.
Не ночуя ни где, мы ехали обратно, и теперь тишина летней ночи уже не казалась благословенной. Она давила своей мрачной угрозой, словно предвестник надвигающейся бури. Я ощущала, как Ярис едет рядом, и старалась не показывать ему, как сильно боюсь. Я сжимала кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели. Впереди нас ждала ферма, и я молилась, чтобы мои самые страшные опасения не подтвердились.
Не сомкнув глаз всю ночь, мы гнали телегу