Вот мои родители вместе в главном зале Колледжа Магдалены, в окружении высокопоставленных лиц. Высокая стройная мать облачена в длинный алый наряд, золотые шпильки укротили буйство ее светлых кудрей. Отец одет в тот костюм, который сейчас ношу я.
Вот мать в нашем саду в Оксфорде: в руках у нее секатор, на сгибе руки – корзинка, полная алых роз, на ней вельветовые мужские штаны, веселый жилет и соломенная шляпа.
Вот мать в летнем платье с цветочным узором, читает газеты и пьет кофе на нашей длинной оксфордской кухне, и еще фото, и еще, в основном мать, но иногда вместе с отцом, и каждую фотографию я знаю наизусть.
Я вспомнила, как, когда мне было шесть лет, я пришла к отцу и спросила, куда пропала мама. Он был так ошарашен, словно думал, что я никогда этого не спрошу. После очень долгого молчания он сказал: «Ложная надежда все равно остается надеждой, а безответная любовь остается любовью». Помимо этой бесконечно загадочной фразы я больше не услышала от него ни единого слова о матери. Но у меня хотя бы остались эти фотографии.
И тут впервые кое-что меня поразило – а где же я? Эти фотографии, конечно, явно были сняты до моего рождения, но где же кадры, где мать беременна, где она со мной – новорожденной, младенцем, ребенком? Я тихонько хмыкнула, но не потому, что загрустила, осознав, что у меня нет собственных фотографий до трехлетнего возраста, а потому что в воспоминаниях у женщины, которая угощала меня клубникой и рассказывала о рукколе, не было светлых кудрявых волос.
Зазвонил домофон, заставив меня подпрыгнуть и выронить фотографию. Да кто это может быть в такой час? Я покачала головой и решила, что если не буду отвечать, незваный гость уйдет.
Через минуту домофон зазвенел снова. Я не ответила. Но на третий раз звонивший просто не стал убирать палец с кнопки, и мне пришлось ответить, чтобы не оглохнуть от чудовищного шума.
– Профессор? Это инспектор Робертс. У меня информация об Аароне Беннетте.
Я взглянула на часы – что же там такое, что не может подождать до утра? Вариантов может быть много, сказала я себе и нажала кнопку открытия дверей.
Я вышла на площадку и заглянула в лестничный колодец. Внизу хлопнула входная дверь, и при этом звуке у меня в голове вспыхнуло воспоминание о том, как мы впервые встретились с инспектором Робертсом в тот ужасный день, худший в моей жизни. Его же тогда интересовал как будто только мой телескоп и тот факт, что у меня нет лицензии на хранение и производство ядовитых веществ. Страшные воспоминания грозились захлестнуть, и я отчаянно затрясла головой, силясь их прогнать.
– Эй, привет. Давно я тут не был, – произнес инспектор Робертс, добравшись до промежуточной площадки. Он улыбался, словно охваченный приятными воспоминаниями.
– Поздновато вы, – фыркнула я.
Он начал медленно преодолевать последний пролет.
– Верно. Заработался и потерял счет времени, но решил вот заглянуть к вам по пути домой.
– Могли бы и просто позвонить.
Он добрался до моей площадки и перевел дух.
– Как я уже сказал, я проезжал мимо и решил заглянуть, проверить, дома ли вы.
Я уставилась на стену поверх его головы:
– Ну так что там у вас?
– Давайте лучше войдем внутрь. – Он настороженно заглянул в колодец, как будто кто-то из моих соседей мог нас подслушивать. И хотя в середине ночи никому бы такое в голову не пришло, я сделала шаг в сторону, пропуская его в квартиру.
– Так какая у вас информация? – снова спросила я, закрывая дверь. Инспектор Робертс не ответил, а пошел прямо на кухню, что я сочла чрезвычайно бесцеремонным. Когда я догнала его, он стоял около лестницы, ведущей на крышу, и смотрел на люк. – Слушайте, я не собираюсь ждать всю ночь, что вы хотели мне рассказать?
Ответ застал меня врасплох:
– Небо сегодня такое ясное, пару планет будет очень хорошо видно.
Я моргнула.
– Вы просите разрешения воспользоваться моим телескопом?
Он улыбнулся.
– Прошу.
Я снова моргнула.
– Вы же вроде приехали сюда, чтобы рассказать что-то важное.
– И воспользоваться вашим телескопом. Я ехал домой, взглянул на небо, увидел все эти звезды и подумал о вашем телескопе. Всегда хотел в него взглянуть, а поскольку заросли на вашей крыше больше не грозят меня убить, решил ловить момент. Так что я развернул машину – и вот я здесь.
– Вы сказали, что проезжали мимо.
– Проезжал, а потом вернулся назад. – Он поставил ногу на нижнюю ступеньку. – Ну что, пошли?
Мне было не по себе от присутствия на моей кухне такого крупного, громоздкого мужчины, но в гостиную я тоже не хотела его пускать. Так что если он собирается пробыть здесь какое-то время, лучше места, чем просторная крыша под открытым небом, не найти.
– Хорошо. Но мы ненадолго, у меня завтра лекции спозаранку.
– Великолепно! – громыхнул он, заставив меня подпрыгнуть. – Я бы захватил с собой и бутылку, если бы всерьез рассчитывал на вашу компанию. – И снова эта улыбка. – Полагаю, у вас-то выпить нечего?
Я взглянула на чайник.
– В смысле спиртного?
Естественно, спиртного у меня не было, поскольку я его не употребляла, но вспомнила, что в глубине шкафчика со специями стоит бутылка виски, оставшаяся от отца. Я вынула ее и показала инспектору Робертсу.
– Это сойдет?
– Еще как, – кивнул он. – Отлично сойдет.
Я заняла парусиновый стул отца, потому что была не уверена, что он выдержит вес инспектора Робертса, а тот уселся на деревянный кухонный стул, который мы с Матильдой умудрились пропихнуть сквозь люк, и приник глазом к окуляру телескопа. В одной руке он держал стакан с виски, второй крутил колесико фокусировки. Ночь в самом деле оказалась ясная, и даже несмотря на туманную янтарную дымку засветки звезды сплошь усыпали небо. Я посмотрела на инспектора Робертса: на его губах все еще блуждала улыбка – не так хорошо знакомая мне сухая циничная улыбка, нет. Если бы меня попросили высказать свое мнение, я бы рискнула предположить, что сейчас инспектор Робертс счастлив.
– Ну теперь-то вы расскажете