– Чарли Симмондс – тридцатипятилетний финансист из Нью-Йорка, приехавший в Лондон на деловую встречу. Аарон Беннетт – двадцатитрехлетний студент-ботаник из Боурн-энда. Я не могу придумать хоть одну точку пересечения между ними. Однако, возможно, они оба были знакомы с тем, кто стоит за производством этих токсинов.
Я обдумала это предположение:
– Вряд ли на Симмондса напал сам продавец наркотиков, продавцы не нападают на клиентов.
Мы замолчали, перебирая каждый у себя в голове различные теории.
– Вы уверены, что это один и тот же токсин? – уточнила я. В ответ инспектор Робертс вытащил токсикологическое заключение Чарли Симмондса и положил рядом с заключением Борщевика: на обоих значился Datura stramonium, но не упоминалось, что токсин, убивший Борщевика, был синтетическим. Я нахмурилась, уверенная, что он купил убившее его вещество на том сайте, который показывал мне, но почему тогда в заключении не приводился список веществ, использованных для производства токсина?
– Интересно, – сказала я вслух и замолчала.
– Интересно что? – через минуту спросил инспектор Робертс.
Я подняла голову от распечатки.
– Могу ли я тоже сделать анализ их крови? Возможно, получу другие результаты.
– В отчете сказано, что анализ сделали уже дважды.
– Я знаю. Но в вашей лаборатории могли не учесть специфического сочетания химических элементов. Возможно, они искали только основные компоненты. Я бы хотела сделать еще одну попытку в моей лаборатории. Или мы можем попросить провести анализ в третий раз?
Инспектор Робертс покачал головой.
– Они не согласятся, у нас нет на это бюджета. К тому же я уже дал им другое задание.
– Это какое же?
Он вынул из папки пластиковый пакет, в каком хранят улики. В нем лежал лист линованной бумаги, некогда плотно сложенный несколько раз, исписанный мелким почерком и, похоже, поспешно вырванный из блокнота.
– Патологоанатом нашел этот список растений в переднем кармане джинсов Аарона. Судя по теме его диссертации, не собирался ли он сам сварить какую-то отраву? Специалисты в нашей лаборатории уже разожгли все котлы, и мы ждем, что за зелье у них выйдет.
Судя по тому, что я вычитала из диссертации Борщевика, его не интересовали комбинации токсинов, только чистые вещества.
Я вытянула шею, чтобы разглядеть список.
– И что там за растения?
– Не знаю, названия на латыни, вроде там есть ель.
Я нахмурилась.
– Можно взглянуть?
После недолгого колебания инспектор Робертс передал мне пакет, я пробежала список глазами и перевернула на другую сторону. Там значилось только одно слово – «проф».
– Это для меня, – подняла я удивленный взгляд. – Он написал это для меня. Могу я его оставить себе?
– Нет.
* * *
Когда я закончила утренние лекции, мне сообщили, что в лабораторию доставили какую-то посылку. Мне не терпелось дойти до кабинета и вбить в компьютер ВПН и УРЛ, но посылка тоже возбудила любопытство. Внутри я обнаружила два пакета для улик с пробирками с кровью Чарли Симмондса и Аарона Беннетта, а также фотокопию списка растений из джинсов Борщевика.
Alternanthera reineckii
Picea obovata
Tulotis ussuriensis
Pausinystalia johimbe
Populus euphratica
Trientalis europaea
Eruca vesicaria ssp. Sativa
Eugenia nigerina
Myriophyllum spicatum
Я перечитала список, озадачившись, что в нем делали деревья. Но в еще большее замешательство меня привело полное отсутствие в нем системы. В чем был его смысл? Эти виды ничто не связывало, да и в любом случае ни одно из этих растений не было достаточно ядовитым, чтобы представлять интерес для исследования Борщевика. Так о чем он думал, составляя список?
Я уронила распечатку на стол и переключила внимание на пробирки.
Через четыре часа я получила результаты, и в случае с Борщевиком все соответствовало моим ожиданиям: в его крови действительно содержались химические элементы, свидетельствующие о том, что экстракт дурмана – синтетического происхождения. Чего я не ждала – что анализ крови Чарли Симмондса покажет ту же самую комбинацию. Не оставалось сомнений, что в обоих случаях был использован токсин, не только произведенный в одной и той же лаборатории, но и фактически взятый из одной партии. Если Борщевик все же нашел деньги, то они вместе с тем человеком, который напал на Чарли Симмондса, купили токсин на одном и том же сайте. Связующей деталью был именно сайт. Мне оставалось снова туда зайти, отследить нелегальную лабораторию и расспросить хозяина, кем бы он ни являлся, кто купил токсин, который убил одного человека и отправил в реанимацию другого.
Я тяжко вздохнула, гадая, насколько сложной окажется эта затея.
Глава 14
Стоял поздний час, я сидела на крыше, размышляла о списке растений и дивилась, какая блажь напала на Борщевика, когда он его составлял. Зачем громоздить в одну кучу пряные травы и дикие несъедобные цветы, мешать декоративные растения и лекарственные, да еще растущие по всему миру? Бессмыслица какая-то.
Я закрыла глаза и представила жизненные циклы каждого из этих растений: как они проклевываются, цветут, дают семена и умирают. Я перебирала в голове их историческое и культурное значение. Вот руккола, однолетняя овощная культура, известная со времен Римской империи, где ее рекомендовали в качестве обезболивающего средства. В индийской в народной медицине ее семена применяют при кожных болезнях, сок – при язвах, веснушках, гематомах, мозолях. Вот йохимбе – высокое вечнозеленое дерево, из коры которого получают алкалоиды, главным из которых является йохимбин. Он влияет на нервные центры, ответственные за сексуальное возбуждение ЦНС, а также используется как биологически активная добавка в питании спортсменов. Никакой связи между ними всеми я не находила.
Пока я сидела так с закрытыми глазами, в голове медленно проступило воспоминание об одной из прогулок в окрестностях Оксфорда, когда я была ребенком. Мы с отцом частенько отправлялись побродить там, если на меня нападало беспокойство, гнев или печаль. Отец полагал, что таким образом мы «возвращаем равновесие», и в то время я думала, что речь шла о моем душевном равновесии, но, возможно, ему он приносили не меньшую пользу. В этом воспоминании мы сидели на корточках около грядки с рукколой, и отец рассказывал мне о ее лекарственных свойствах. Хотя нет, это был не отец, голос был женский. Рядом со мной на корточках сидела женщина. Я зажмурилась крепче, стараясь уловить какие-то детали, и увидела нежную улыбку, черные волосы, закрученные в неряшливый пучок и закрепленные карандашом. Не эту ли женщину я вспоминала, когда наблюдала за матчем в крикет на Лондон-Филдс? Это она угощала меня клубникой?
В тот же миг все мысли