В центре города, на широкой площади под звёздным небом, собрались сотни — повстанцы в выцветших куртках, жители в новых одеждах, друзья, чьи лица я знала по жизни в лагере и ночам у огня. Факелы горели вдоль края площади, их пламя танцевало в ночи, отбрасывая тёплый свет на толпу, а над нами раскинулся шатёр из звёзд, чистый и бесконечный.
Я стояла между Тареком и Кайланом, их руки сжимали мои — тёплые, надёжные, как якоря в этом море перемен. Свадьба была нашей, выкованной не по ржавым законам старого мира, а по новым, что мы вырезали из огня и крови, своими руками и сердцами.
Тарек, галактианец по крови, чья кожа хранила шрамы битв, а душа — память далёких звёзд, теперь главнокомандующий армии Земли, возвышался в чёрной форме, строгой и величественной. Золотые нашивки на его плечах сверкали в свете факелов, подчёркивая его мощь, но его пальцы, сжимавшие мои, дрожали — едва заметно, как звезда, что мерцает перед рассветом.
Кайлан, Император, что отверг трон ради свободы, ныне советник межгалактических технологий, стоял в строгом костюме тёмно-синего цвета, ткань которого переливалась, как ночное небо. Его хитрая улыбка играла на губах, но стальные глаза, смотревшие на меня, были мягкими, полными того света, что он видел во мне с самого начала.
Я была в белом платье, лёгком, как ветер пустошей, с тонкими серебряными нитями, что ловили свет звёзд и факелов, заставляя его струиться по ткани, как река. Мой вклад признали — не словами, а их взглядами, их руками, их местом рядом со мной, и я стояла с ними как равная, как часть их силы.
Толпа затихла, дыхание её стало единым, и Тарек поднял мою руку, его голос прогремел, твёрдый и глубокий, как раскат грома над пустошами:
— Жители Земли! Вы все хорошо постарались! Теперь эта планета, как и многие другие, пострадавшие от террора галактических захватчиков, свободны! И мы будем беречь её вместе с вами!
Его слова эхом отразились от стен, и я почувствовала, как они зажигают искры в сердцах людей — искры гордости, надежды, силы.
Кайлан шагнул вперёд, его тон был мягче, но звенел уверенностью, как сталь, что поёт под ударом молота:
— Мы поднялись из пепла, чтобы построить не просто мир, а созвездие возможностей. Пусть каждая звезда над нами напоминает: мы — творцы своего света.
Толпа взорвалась криками, гулом голосов, что сливались в единый рёв торжества, но я слышала только стук их сердец — Тарека и Кайлана, — бьющихся в унисон с моим.
Факелы вспыхнули ярче, звёзды над нами замерцали, словно вторя их словам, и я стояла, чувствуя тепло их рук, их дыхание рядом. Это был не просто союз — это была клятва, высеченная в ночи, перед лицом нового мира, что мы создали вместе.
Позже, когда город затих, его огни угасли, уступив место мягкому серебру звёзд, мы ушли в наш дом — высокое здание на краю возрождённых пустошей, где ветер всё ещё нёс слабый отголосок пыли Аркатона-7.
Дверь скрипнула, закрываясь за нами, и Тарек, чья массивная фигура заполнила тесную прихожую, повернулся ко мне. Его янтарные глаза, что когда-то горели яростным огнём в песчаных бурях Аркатрона, теперь смягчились, отражая свет далёких звёзд. Он шагнул ближе, его шаги были тяжёлыми, как тогда, когда он вытаскивал меня из-под обломков рухнувшего дрона, и взял моё лицо в ладони — большие, тёплые, с грубой кожей, что помнила песок и кровь. Его голос, низкий, почти шепот, прорвался сквозь тишину, как эхо тех ночей, когда он рычал команды над рёвом двигателей:
— Ты счастлива, Лина?
Я кивнула, мои руки легли на его грудь, чувствуя тепло под тканью формы, что скрывала шрамы от вражескихклинков. Мои пальцы дрогнули, вспоминая, как я цеплялась за него в той пустыне, когда раскалённый ветер жёг нам лица. Я шепнула, голос дрожал от переполняющих чувств:
— Да. С вами — да.
Кайлан подошёл сзади, его шаги были мягкими, как тогда, когда он поймал меня у водопада, что служил ему пристанищем. Его пальцы коснулись моих плеч, легко, но с той уверенностью, что я так любила — той, что вела нас сквозь ловушки и лазерные сети. Он наклонился, его дыхание пощекотало мою шею, как ветер в тех ущельях, где мы прятались, прижимаясь друг к другу, и сказал, голос дрожал от нежности, что я слышала в его шепоте после взрывов:
— Мы хотели дать тебе мир, Лина. И теперь он твой.
Я повернулась к нему, моя рука нашла его, пальцы сжали его ладонь. Посмотрела в стальные глаза, что стали моим маяком в той пустоте, где он находил путь, когда надежды почти не оставалось. Тарек обнял меня с другой стороны, его рука легла на мою талию, сильная. Они повели меня к окну, где звёзды сияли, как те, что мы видели в ночи перед последней битвой, — свидетели нашего пути, выжженного в песке и стали.
Мы стояли так, в тишине, нарушаемой лишь далёким гулом ветра за стенами, и их тепло окружало меня — Тарек слева, его плечо твёрдое, как скала пустошей, Кайлан справа, его дыхание ровное, как ритм его устройств. Я вздохнула, чувствуя, как покой наполняет меня, мягкий, как тень после зноя пустошей.
Мой голос дрогнул, когда я сказала тихо, слёзы блеснули в глазах, отражая звёзды:
— Я думала, что потеряю вас, — я вспомнила ту ночь, когда песчаная буря едва не разлучила нас, и их крики, заглушённые ветром. — Но вы здесь.
Тарек улыбнулся — редкая, мягкая улыбка, что впервые появилась на его лице после того, как весь кошмар закончился. Его пальцы коснулись моей щеки, стирая слезу, как он стирал пыль с моего лица после той бури, и его голос был тёплым, как костёр в пустыне:
— Мы всегда будем здесь, Лина. Ты — наш дом.
Кайлан сжал мою руку и добавил, его слова мягко легли в тишину:
— Ты дала нам больше, чем свободу. Ты дала нам себя.
Я прижалась к ним, моя голова легла на плечо Тарека, где я чувствовала его пульс, сильный и ровный, как тогда, когда он нёс меня через пески.