— Поехали. Я попрошу Григория встретить нас у квартиры. Он сможет вернуть меня сюда. Скорее всего, я успею до того, как появится эвакуатор.
Полагая, что он прав, я кивнула.
— Хорошо. Дай только я попробую позвонить твоему засранцу-начальнику в последний раз.
Губы Олега дернулись в намеке на улыбку.
— Почему он засранец?
— Он меня игнорирует, — я объяснила, что Литвинов выдавал себя за парня Яны и что сейчас он находится в доме Элеоноры, где Герман намерен с ним встретиться. — Он не хочет, чтобы я была там, поэтому ведет себя как придурок.
Усмешка Олега только сильнее раздражала меня. Под звуки дождя, стучащего по тротуару, я услышала слабый гул автомобиля, когда в очередной раз попытался дозвониться до Германа. Телефон звонил и звонил, но звонок оставался без ответа, и я громко выругалась, и Олег расхохотался, а я, не сдержавшись, начала ругаться уже на него.
Как вдруг...
Шины взвизгнули, в зеркале заднего вида я увидела красное пятно, а затем мир словно взорвался, когда что-то врезалось в машину. Ремень безопасности щелкнул и натянулся, отбросив меня назад с болезненно резким рывком. А потом нас подбросило в воздух, и все пошло кувырком.
Время стало замедляться. Каждый раз, когда машина врезалась в землю, раздавался мучительно громкий хруст и скрежет. Стекло разбивалось вдребезги и вылетало внутрь. Моя голова моталась из стороны в сторону. Тело снова и снова ударялось в дверь. Предметы проплывали перед перед глазами. В какой-то момент белое облако вырвалось наружу, отбросив меня назад. Подушка безопасности.
Потом все стихло, даже сердцебиение.
Стояла тишина.
Остался только звон в ушах.
Ошеломленная, я просто сидела. Я не понимала, что, черт возьми, только что произошло. Как будто туман окутал мое сознание. Мне казалось, что я плыву. Полностью отрешенная от всего, что произошло.
Темнота подкралась к краю моего зрения, и я подумала, что потеряю сознание. Но не потеряла.
Оцепеневшая и ошарашенная, я могла лишь тупо смотреть на абсолютный беспорядок вокруг. Осколки стекла, пустая чашка из-под кофе, моя сумочка, освежитель воздуха и документы из бардачка — все это было разбросано по салону. Куда делись стекла? Почему мне на голову капала теплая вода?
Я не могла думать. Не могла ничего понять. Не могла ничего осознать.
Мне показалось, что я слышу шипение, но звон в ушах был слишком громким, чтобы быть уверенной. Я надавила на подушку безопасности, морщась от ощущений, и непонимающе наблюдала, как она сдувается.
Почему моя голова так болела? Я дотронулась до виска, и мои пальцы стали влажными.
Кровь.
Меня начало трясти. Сильно. Не успела я набрать воздуха в легкие, как туман вокруг моих мыслей резко рассеялся, и на меня накатила волна паники. Я вспомнила, что машина перевернулась. Какой-то урод въехал в нас.
От осознания у меня бешено заколотилось сердце. Я слышала, как оно бьется в груди. Я чувствовала, как адреналин переполняет меня. Мое дыхание стало быстрым, неровным и поверхностным. Маленькие вспышки боли отдавались по всему телу.
Черт, я хотела выбраться.
Олег.
Боль пронеслась по моей шее, когда я попыталась быстро повернуть голову, чтобы посмотреть на него. Выплюнув проклятие, я зажмурила глаза. Это была плохая идея. Я все-таки повернулась, очень медленно, чтобы посмотреть на него. Мой желудок заныл. Его тело подалось вперед, а по лицу текла кровь. Я не могла понять, жив он или нет.
Когда я отстегнула ремень безопасности, острая боль пронзила мое запястье, и я замерла, резко вдохнув. Дыхание через агонию принесло мне только новую боль, ведь моя грудь словно была избита — несомненно, благодаря ремню безопасности. Я попыталась дотянуться, чтобы проверить его пульс, но пальцы дрожали слишком сильно.
— Олег, проснись, мать твою. Нам нужно выбираться, — я боролась с дверной ручкой, оставляя разводы крови. И тут я услышала звук шаркающих по дороге ботинок. Мое сердце подпрыгнуло. — Олег, мы должны выбраться.
Подавив рыдания, я снова взялась за ручку двери. По телу пробежала дрожь, но я не была уверена, от холода это, от шока или от того и другого. Мне было все равно. Мне просто нужно было открыть эту чертову дверь. Давай, давай, давай!
Под ботинками хрустело стекло, сердце замирало. Наконец дверь распахнулась. Я почувствовала себя победителем... пока не увидел его, стоящего там, и не поняла, что это он открыл дверь, а не я.
Рома Теряев улыбнулся.
— Выглядишь так себе, если честно.
Я отшатнулась и ударила его ногой, но он действовал быстро. Он увернулся, схватил меня за руку и выдернул меня из машины. Когда он бросил меня на землю, мое больное запястье сильно ударилось и приняло на себя вес всего тела. Боль пронеслась от запястья до плеча, перед глазами вспыхнули звезды. Я задыхалась, уверенная, что меня сейчас стошнит, но тут что-то врезалось мне в спину. Ботинок.
Новая боль отвлекла меня, хотя и заставила затаить дыхание.
Я убью его. С этой бодрой мыслью я попыталась подняться на ноги. Как только я встала на колени, сапог врезался в мою больную грудь и отбросил назад. Я ударилась головой обо что-то твердое. Камень? Не знаю. Но было чертовски больно, и зрение поплыло.
Руки схватили меня и начали тащить назад. Длинная склизкая трава сделала мокрой волосы и одежду. Я слабо извивался и вырывалась, пытаясь освободиться, но все, что получилось, — это задрать рубашку и джинсы.
Часы, подумала я. Мне нужно было нажать на эту чертову кнопку! Мой разум был настолько поглощен сначала шоком, а потом паникой, что я даже не подумал о...
Он повалил меня, и моя голова ударилась о тротуар с ужасным треском, который, казалось, отдавался в черепе диким звоном.
— Я не могу допустить, чтобы ты доставила мне неприятности, — его кулак врезался мне в висок, заставив мир закружиться, а затем все потемнело.
Глава 41
Как хорошо, что есть обезболивающие. Все напряжение покинуло мое тело. Просто ушло. Исчезло. Пуф. Мышцы расслабились, конечности были восхитительно свободными, и я чувствовала себя совершенно невесомой. Как будто я парила.
Не было боли. Никакого дискомфорта. Никакого беспокойства. Даже гипс на моей руке или раздражающие больничные запахи не могли пробить мое сказочное оцепенение. А моя мама? Ну... По меньшей мере в десятый раз мама поправляла подушки на моей койке.
— Ложись, милая, тебе будет лучше.
— Не хочу, — я хотела остаться там, где была — на краю кровати, уложив голову Герману на грудь