– Я не настолько образованный…
Он, такой невоспитанный, беспечно выплюнул пленки и косточки и продолжил с полным ртом:
– Но мне кажется, что не нужно писать ни о чем другом, кроме как о том, что эта бумажка изготовлена из рубашки королевы, ночной, но при этом белой, как дневной свет!
Он, неграмотный, облизал палец за пальцем, рукавом обтер губы и под конец цокнул языком:
– То, что надо, по-моему!
Да, именно это. И ничего больше. Это могло стать «sonetto», если бы было выражено более возвышенными словами… Но Витало продолжал жевать половинку граната, обращая теперь больше внимания на выплевывание пленок и семян, чем на авторитетных собеседников.
Это стало тем единственным посланием, которое понравилось влюбленной королеве, и, как оказалось, оно действительно покорило сердце юного Пандолфело Пископо.
История
«Ну вы и скажете!»
МОЖНО СКАЗАТЬ, Джованна поймала еще одну пару тестикул.
Но некоторые возразили бы:
– Поймала?! Да вы поэт, что ли?! Ну вы и скажете!
Джованна схватила Пископо за яйца… Есть народное выражение покрепче. Для того чтобы хватать их без устали, много лет, из ночи в ночь, да и днем, если ей захочется.
Все, что происходило дальше, коротко и ясно поведала история. Пандолфело Пископо стал любимейшим любовником Джованны II, по правде говоря, более известным, как Пандолфо Алопо, – кое-кто утверждает, это потому, что на голове у него не было изобилия волос.
А кое-кто добавляет:
– Нет, он не был лысым! Ну вы и скажете! Такую кличку он получил, потому что внизу, немного ниже, еще чуть ниже, но между, он по королевскому желанию ежедневно брился внизу.
Пандолфо стал важным придворным, точнее говоря, превратился в «Gran Camerlengo dei Regno di Napoli». Он обладал в Неаполитанском королевстве таким могуществом, которого не было даже и у некоторых известных дворян. Именно это, а не прелюбодеяние стало причиной того, что его отправил в темницу второй муж королевы… Похоже, Джованна II уже налакомилась Пандолфо и не сделала ничего, чтобы его спасти, поэтому его казнили, начиная с головы…
Кое-кто добавляет:
– Погодите, погодите… Вы сказали, начиная с головы? Ну вы и скажете! Да вы этого своими глазами не видели, а мелете что попало… Казнь была так закончена, а началось, говоря откровенно, «ab ovo»[29], так что Алопо был приведен на место казни без панталон… И весьма осторожно оскоплен! Брызги летели во все стороны, из-под ножа пролилось намного больше крови до того, как палач наконец облегчил его мучения и преждевременно хватил по шее здоровенным топором. Падая с плахи в корзину, голова Пандолфело успела сказать милосердному палачу: «Успел одним разом. Спасибо тебе, брат!» Палач же нагнулся, будто решил проверить, все ли правильно проделал, и при этом прошептал в правое ухо жертве: «Молчи, больше ни слова, ты что, хочешь, чтобы я из-за тебя потерял работу…» А потом схватил молчащую голову Пандолфело Алопо за волосы, поднял и показал всем. Вот так дело было, в таком порядке.
Хотя королева ничего не сделала, чтобы спасти Пандолфело, она все же решила оплакать его. Приказала, чтобы ей сшили платье из черной тафты.
А к этому некоторые добавляли:
– С шлейфом длиной в десять локтей! И всё вокруг Джованны II было покрыто тяжелой чернотой в десять локтей. Правительница желала тем самым показать, как сильно она тоскует, она терпеть не могла, когда вокруг нее росла трава, а тем более что-нибудь цвело… Платье было таким, чтобы вокруг королевы оно покрывало все, доставляющее удовольствие глазу, и, не дай боже, напоминало о радости жизни. Там, где Джованна останавливалась, растения на этом месте увядали, не выдержав без дневного света под тяжелой чернотой. Были и скончавшиеся бабочки, ошеломленные улитки, зайцы, а также придворные любимцы… Когда дни траура истекли, королева распорядилась подарить это платье тряпичникам.
Что же касается юного солдата Нино, его никто никогда больше не вспомнил, в том числе и ветеран, который его, вероятно, убил.
А кое-кто добавляет:
– Э-э, если бы вы только знали, сколько таких недосказанных судеб… И почему вы считаете, что те, кто вам такое рассказывают, могут разъяснить всё до конца?
Что касается Витало, про него тоже никто больше никогда не слышал.
Но кое-кто говорил, причем известно кто:
– Витало? Ну вы и скажете! Такого вообще не было! Мы, девять человек писателей, самые надежные свидетели.
А когда кто-нибудь задавал вопросы:
– Разве вас не было больше? Что там с десятым писателем, с тем, который покончил с собой?
Ответ звучал так:
– Он не в счет. Он нас предал.
БОЛЬШЕ НИЧЕГО. Опять же, притча о любовном письме на особом листе бумаги из Амальфи осталась в веках, хотя тот листок наверняка потерян, возможно, сожжен, превратился в белую золу…
А может быть, он уже давно превратился в какой-то другой лист бумаги, из которого опять создали некий третий лист, чтобы и тот был размочен, а затем стал частью четвертого, и дальше, кто его знает, какого по счету, возможно, как раз этого…
Хотя бы одной-единственной его частичкой. Иногда этого бывает достаточно. И больше ничего. Все мы под Богом. Или под веткой граната, склонившейся под тяжестью зрелого плода.
А сейчас особые водяные знаки в виде контуров мелких рыбешек как раз покидают бумагу, минуя край листа… Но это уже начало совсем другой истории.
Примечания
1
Кампания – регион Южной Италии с особенно плодородной почвой. Также регион славится своими виноградниками. (Здесь и далее примечания ред.)
2
Министрант – мирянин, чаще всего юноша, прислуживающий священнику во время мессы и других богослужений в латинском обряде Католической церкви.
3
Святая Анна – мать Девы Марии и бабушка Иисуса Христа.
4
Пиастр («песо») – так называли серебряную монету в Европе.
5
Амальфи – приморский город в итальянской провинции. Столица средневековой морской республики.
6
Висконти – фамилия, принадлежащая двум итальянским аристократическим родам: пизанским и миланским Висконти.
7
Нунций – дипломатический представитель папы римского.
8
«Mie due orecchie» (итал.) – дословно «Мои два уха».
9
Мортус – человек, занимающийся уборкой трупов во время карантинных заболеваний, например эпидемии