– Не вредно для голоса? – поинтересовался Немец, заглядывая в ее синие глаза.
– Вредно «Космос» за семьдесят копеек потягивать. А импортные – это люкс.
– Табак есть табак. Засрешь себе все легкие. Как бегать будешь?
– Немец, если я останусь без работы, то бегать мне будет некуда…
– Да решу я твой вопрос. Иди пока покури на улице. Все-таки здесь профессиональные бойцы тренируются. Мне нужно пару минут, чтобы переодеться.
Она взяла шубу в руки и было двинулась к дверям, но он остановил ее, схватив за руку:
– С ума сошла! Мороз на улице! – и помог ей надеть меха.
Выйдя в зал, Штерн подозвал к себе своих самых лучших спортсменов и близких друзей: Федю Колчина, Юру Клиша и Игоря Черникова. Все трое отличались дисциплиной, решительностью и невероятными физическими способностями. Колчин работал хирургом в третьей краевой больнице, Черников в травмпункте, а Клиш был юристом в области гражданского права.
– Ребят, тут такое дело. Надо на «стрелку» съездить.
– Жека, да не вопрос, – согласился Колчин. – Когда?
– Сейчас. Пятнадцать минут на то, чтобы переодеться, вам хватит?
– Хватит, хватит, – качнул головой Клиш. – На твоей тачке все поедем или каждый на своей?
– Лучше на разных.
– А что случилось? – поинтересовался Черника.
– Девушке знакомой деньги не отдают.
– А мы обязательно должны вступиться? – все еще раздумывал Черника.
– Долг у меня перед ней, – развел Женька руками. – Менты бы меня упаковали, если бы не она, и непонятно, когда бы вы меня увидели.
– Пошли переодеваться, – позвал их за собой Колчин.
Росана стояла на улице и смотрела, как падают снежинки с неба. Она вспомнила себя совсем маленькой девочкой, когда она выбегала на улицу и мечтательно подставляла свое лицо под идущий снег. В детдоме она была всегда сама по себе и не примыкала ни к какой группе. Как-то на улице шел сильный снег, и несколько подростков из старшей группы решили засунуть ее в сугроб. Маленькая Росана отбивалась до последнего, но справиться ей с ними было тяжело. Утопив ее лицом в сугроб, они посмеялись над ней и разбежались. Росана, выбравшись из сугроба, не заплакала, молча отряхнулась и пошла в здание… Тихо подкравшись на цыпочках к дремлющему завхозу, она взяла в руки железное ведро и вышла обратно на улицу.
К моменту, когда она вошла в столовую, на часах было время обеда. Найдя за общим столом главного зачинщика ее утреннего полета в сугроб, она подошла и надела ведро со снегом ему на голову. Все вокруг разразились хохотом.
– Еще кто-нибудь хочет? – на полном серьезе спросила она и постучала по ведру сверху. – То-то же. Держитесь от меня подальше, – пригрозила она. После этого случая ее оставили в покое и даже зауважали. Многие дети захотели дружить с ней. Но она предпочитала быть одна…
– В машину запрыгивай, Снегурочка! – притормозил рядом с ней Женька на своем внедорожнике. – А то на «стрелку» опоздаем!
Росана выкинула сигарету и забралась к нему в машину.
– Все будет хорошо, – заверил он, и от сердца у нее будто отлегло. – Не переживай. Пристегнись только…
Артём Пьянзин словами не раскидывался, он и правда появился в сопровождении нескольких человек в черных кожаных куртках ровно в семь пятнадцать у памятника поэтам.
– Немец ты? Вара тоже приедет? – пожал он ему руку. Глаза его нервно забегали.
– Нет, у Вары дела. Слушай, ты чего к певице пристал? – Посмотрел Штерн в сторону джипа, в котором по его просьбе осталась сидеть Росана, наблюдая за происходящим через окно.
– Так она птица свободная, а сейчас такие времена, что у всех есть крыша. Крыше надо платить, – развел Пьянзин руками.
– Я ее крыша. Просто она скромная и об этом никому не говорит, – громко и отчетливо сказал Женя. Колчин, Клиш и Черника стояли на два шага позади него с железобетонными лицами, готовые молниеносно отреагировать.
– Я не знал, – спокойно ответил Пьянзин.
– Теперь знаешь.
– И чем это она тебе, интересно, платит? – ухмыльнулся он.
– Должна была деньгами, но так как ты ей должен две штуки баксов, с этим возникла проблема. Ты должен ей, а считай – теперь мне. Когда отдашь?
– Очень интересно… – Пьянзин был совсем не рад такому повороту событий.
– Артём, у меня нет времени. У меня еще одна «стрелка» в восемь, за городом. Меня вообще здесь быть не должно. Бабки отдашь ей завтра вечером, после того как она отпоет в «Фортуне». Корешам в «Русский» и «Хуторок» позвонишь или заедешь, скажешь, чтобы дали ей обратно ее дни рабочие.
Пьянзин посмотрел в сторону джипа и сплюнул на землю.
– Вишня – ведьма. Все-таки выскользнула, – констатировал он. – Верну бабки завтра.
– И?
– Заеду в кабаки. Все скажу. Будет работать, как и раньше, – неохотно уступил он. Вступать в войну с Немцем и его бойцами ему было не на руку. К тому же где Немец, там и Вара. Что могло быть хуже?
Когда они разошлись, Женя вернулся в машину:
– Вопрос решен. Бабки он тебе завтра отдаст. В кабаки свои вернешься, будешь петь. Я сказал, что я твоя крыша. Так что, если кто-то спросит, так и говори: «Немец моя крыша, все вопросы решайте с ним».
– Спасибо. Только не нужна мне крыша, – возмутилась она. – Не буду я никому платить. Я сама по себе.
– Я что, просил у тебя процент? – горестно вздохнул он.
– Сейчас не попросил. Была услуга за услугу. А потом кто знает…
– Перестань, а? Ну какой с тебя процент брать? Зарабатываешь всего лишь на хлеб с маслом, – захохотал вдруг Женька.
Вишня злобно сверкнула на него глазами, в мгновение открыла дверь джипа и выскочила на улицу.
– Ты куда? – рванул он за ней, оставив ключи в машине.
– Домой, – не обернулась она.
– Пешком по льду и сугробам на таких каблуках? – крикнул он.
– Лучше, чем слушать твои издевки! – огрызнулась она.
Женька в два прыжка догнал ее и остановил, крепко ухватив под локоть.
– Ты что, обиделась?
– Я, может, и зарабатываю на хлеб с маслом, но это МОЙ хлеб с маслом. Понимаешь? – вперилась она в него своими синими глазами, что в темноте при свете фар казались черными.
– Понимаю, – вздохнул он. – Не надо мне ничего от тебя, Вишня. Сейчас такое время, что ты целее будешь, если назовешь мое имя. Мало ли…
– И ты прямо прибежишь по моему