Но сейчас внутри Марьи больше нет ненависти – она снаружи, в ладонях, готова вот-вот взорваться, будто часовая бомба. Но сердце свободно от злости. Марья может позволить себе любить нас обеих. Дочь намного больше, меня – намного меньше.
Но любить.
Программа уже созрела, фурии – прошлые инкарнации ворожеи – требуют свою жертву.
Я видела наставницу в разных обличьях. И как могущественную и мудрую ведьму, и как безутешную мать. Наконец – в образе бездушной марионетки, что жизнь за жизнью подчинялась диктату сценария.
Сейчас, очистив душу от проклятья, Марья предстает передо мной в том виде, в каком я встретила ее впервые. Она кажется беззлобной ласковой бабушкой из советского кинофильма.
Ворожея из последних сил улыбается нам – Марья знает, что ученица и дочь увидят ее последний миг. И под яростный вопль фурий направляет разбушевавшуюся силу пламени на себя.
Мир для нас замер.
– Нет, стойте! – я хочу закричать, но голос срывается. Любые слова бессильны. Ни я, ни Аля не в состоянии повернуть время вспять.
Первые несколько секунд кажется, будто не произошло ничего страшного. Мелькает надежда: может, раз Марья столько времени носила программу в себе, «разрядки» негатива и не случится?
Возможно, ведьма уже адаптировалась и привыкла, что под ее кожей живет паразит, сотканный из собственных и чужих страданий и жажды мести?
Колдунья, видимо, подумала так же. Она пожимает плечами, делает несколько шагов в сторону чайника. В любой непонятной ситуации ворожея предпочитает выпить чашку зеленого чая.
Затем останавливается на несколько секунд – кажется, будто старухе нужно немного отдышаться.
Но ее дыхание не выравнивается, а бешеное сердцебиение, что беспокоило Марью последние несколько дней, возвращается вновь. Вместе с болью.
Замерев от бессильного ужаса, мы наблюдаем, как, вернувшись в родной «дом», костер начинает жадно его пожирать. Программе все равно, кого поглощать, поэтому проклятье принимается поедать свою хозяйку с тем же аппетитом, с каким набросилось бы на меня, на маму.
Или на любого другого человека – неважно, виновен тот или нет. Когда тело Марьи найдут, медики, конечно же, поставят типичный для двадцать первого века диагноз. Инфаркт. Соседи скажут проще: умерла от старости.
Лишь мы с Алей знаем: Марья, будто средневековая ведьма, заживо сгорела в огне.
* * *
Моя спутница замирает. Глаза подруги расширены от ужаса, астральное тело бьет крупной дрожью.
– Мама… – Аля шокированно смотрит на Марью, не в силах поверить в происходящее. – Скажи, мы можем помочь?
Ее разум начинает отчаянно перебирать варианты. Конечно, бестелесное существо не в состоянии позвонить в «скорую» или провести реанимацию. Но можно явиться в сон знакомому и умолять того прийти на выручку. Можно попытаться сформировать новую цепочку событий…
Поздно. Старая ведьма уже не шевелится. Ее тело обволакивает зеленая дымка – кокон смерти. Жизненной энергии там совсем немного и последние крохи силы стремительно покидают пустую оболочку.
– Аля. Извини. Тут уже ничего не поделаешь.
– Но она, она… умерла? Такого не может быть. Это неправильно. Нет!
Связь между нами еще достаточно плотная. Меня, словно хлыстом, бьет ужасом и бессилием подруги.
Аля ни разу не видела смерть матери. Раньше все утраты выпадали только на Марьину долю. Не будь мы ведьмами, я могла бы сказать много утешительной чуши – например, что Марья попадет на небеса и будет наблюдать за землей с облаков.
Но Аля слишком умна, чтобы сладкая ложь смогла хоть немного ослабить ее боль.
Никто точно не знает, где дух наставницы окажется в посмертии, – каждый случай индивидуален. Кто-то не может принять кончину и бродит по земле в виде призрака. Кто-то попадает в рай или в ад, в Аид или в Вальгаллу – в зависимости от веры – и дожидается очередного перерождения там.
Ну а некоторые мудрецы умудряются выйти из колеса Сансары, прервав бесконечный цикл перерождений. Навряд ли мои размышления помогут Але – законы мироздания известны ей гораздо лучше. Поэтому я делаю то же самое, что подруга для меня в моменты отчаяния – разделяю с Алей ее неподъемное горе.
Мы сливаемся аурами и собираемся предаться тихой скорби, но вдруг нечто необычное заставляет нас синхронно оглянуться. Вдалеке виднеется силуэт.
По звездному небу плывет невероятно красивая девушка – ее русые волосы заплетены в густые косы, огромные глаза смотрят с настороженностью и любопытством.
Незнакомка ступает осторожно – будто путешествия вне тела для нее в новинку, но каждое движение красавицы преисполнено грации и чувства внутреннего достоинства.
«Что она здесь делает? Кто это?» – я не успеваю задуматься над вопросом, как замечаю очевидное сходство девушки с Алей. Наставница?
– Мама! – астральная подруга бросается Марье на шею. Избавившаяся от оков старости, ведьма прижимает ее к сердцу, гладит по волосам, осыпает лицо поцелуями.
Да, мать и дочь должны многое сказать. Возможно, им впервые удастся услышать друг друга. Лучше, если это произойдет в посмертии, чем никогда. Но любые слова будут позже – пока две ворожеи просто обнимаются и каждая не может наглядеться на самого любимого человека.
Невольно закрадывается мысль: здесь присутствует кто-то лишний. Становится неловко за то, что я стала свидетельницей этой трогательной, практически интимной сцены.
Чувствую: все произошедшее – не моя история.
Прошлая была про Эрика и его борьбу с демоном.
В череде новых перипетий я была лишь случайной участницей. Это трагичная сказка про проклятье, горечь утраты, месть и сложные отношения колдуньи Марьи с собственной дочерью.
А моя собственная повесть… Кажется, она даже не начиналась. Но я знаю, что нужно сделать для того, чтобы это исправить.
Для начала – открыть глаза.
Встречаюсь взглядом с наставницей и с Алей. Ворожеи кивают, будто благословляя меня на пробуждение. Обещаю, Аля. Я буду ценить каждый час жизни, что достался мне от тебя. И – спасибо.
Прислушиваюсь к голосам близких, что доносятся откуда-то снизу. Закрываю глаза и очень надеюсь, что открою их вновь уже в своем мире.
Задача не из легких – веки кажутся свинцовыми. Но я усилием воли заставляю их приподняться. Вижу свет.
Что это – лампа в маленькой съемной квартире? Или сияние в конце туннеля из рассказов людей, переживших клиническую смерть?
* * *
Кладбище – место, где всегда холодно. Независимо от того, стоит ли на улице летняя жара или зимняя стужа; пришел ли человек в качестве гостя – почтить память близкого, или погост стал для него последним домом.
Сегодня здесь необыкновенно людно – погибшая ведьма оставила след во многих сердцах. В толпе мелькает лицо Лизы. Колдунья сжимает в