— Конторские крысы? — Не понял меня Санкара.
— Крысы мой друг, именно крысы, мирового уровня. Одни из них носят цилиндры и курят сигары, другие шапки-ушанки и танцуют вечерами под балалайку с пьяными медведями, такие разные, но все желают одного. Купить наши свободу за дешево и в кредит и торговать нами и нашими ресурсами оптом и в розницу…
— Что мы будем делать мой команданте? — Задал вопрос верный полковник.
— Как что? Ждать второго гостя, а затем и третьего. Пока они пытаются вырвать из наших голодных рук последний кусок хлеба и торгуются дабы сделать такое, как можно дешевле мы будем сражаться. Запомни мой друг, нет ничего дороже Свободы именно за нее человек платит самую дорогую цену. За свою Свободу и за свою глупость, а мы заплатим вдвойне, ибо глупцы мечтающие о Свободе…
Второй гость неожиданно даже для меня прибыл не от русских. Это был старик китаец с удостоверением «журналиста» на ломанном французском языке он объяснил моим солдатам, что из свободной прессы. Журналистов было приказано пропускать в наш лагерь. Весь наш город, что пока оставался под нашим контролем превратился в один сплошной израненный военный лагерь. Мы демонстрировали фотографии и если была возможность позволяли вести видео-съемку пленных французов. Что им оказывается всевозможная помощь, как медицинская, так и гуманное обращение в плену. Ибо наш противник выдавал чудеса жестокости. Наши солдаты попадая в плен умирали самой страшной смертью. Каких только гадостей не способен придумать «цивилизованный европеец», стремясь отомстить за свои страдания и что бои за город превратились в настоящий АД!
Я не ставил перед своими войсками невыполнимой задачи о полном разгроме превосходящих сил противника. Если желаешь, чтобы тебе подчинялись не ставь невыполнимых задач. Разбить французов здесь и сейчас просто невозможно! Единственное, что я могу сделать здесь и сейчас, чтобы взятие столицы для Франции встало в очень высокую, безумно высокую цену, когда Париж не готов платить по векселям. У меня есть крайне мотивированные бойцы и уличные бои. Улица! Вот он великий уравнитель шансов, кто лучший боец на улице какой-то французский генерал или русский гопник?
Французские войска состояли из двух неравных частей. Элиты французских десантников и иностранного легиона и большая часть состояла из таких же африканцев, что не особо-то и любили своих хозяев. Вот среди них и распространялись листовки. Что француз угнетатель на НАШЕЙ земле. Предлагалось не умирать за белого бвану, оставляя свои семьи без кормильца, а переходить на сторону черных братьев и сражаться за НАШУ ОБЩУЮ свободу…
Город превратился в одну сплошную мышеловку. Сражение за каждую улицу и каждый дом было упорным. Велась снайперская война. Но были и контролируемые отступления. Враг врывался на баррикады, что не мог взять несколько дней, занимал позиции и раздавался ужасный взрыв, войска противника гибли. Но и образовывались новые завалы из груды трупов и битых кирпичей. В городе из-за жары и трупов развивались эпидемии. Да они косили и моих солдат, но нам хоть было куда хоть немного отступить от трупной вони, а вот войскам противника приходилось занимать каждый дом, ибо отход с позиций означал их новый последующий штурм, потерю новых батальонов…
А какие замечательные видео-репортажи вышли в эфир? Там раненные офицеры и солдаты французского легиона просили прислать медикаменты и врачей. Мы же со своей стороны клялись, что пропустим гуманитарные конвои в помощь раненным и не заберем медикаменты себе. Хоть мы в них и нуждаемся. Вот только генерал Шалль Морис не поддался на «провокацию» и не отправил нам даже «одного сломанного использованного шприца»… Его солдаты и офицеры в плену проклинали жадность генерала, некоторые пленные «братались» с моими солдатами, что делили с ними бинты и немногочисленные лекарства.
Ах какие вышли кадры! И они разлетелись по всем мировым СМИ, репутационный ущерб нанесенный Франции трудно было переоценить. Но у меня еще оставался некоторый запас нарко-долларов, там где исход сражения не могут решить пули, порой решают доллары…
— Господин Таннен Пекин в восхищен стойкостью вашего народа, опора на народные массы в национально-освободительной войне нам близка и понятна. — Цепкие и умные глаза старика-китайца оглядывали мой «шикарный кабинет», пустые патронные ящики, ящики из-под снарядов, голые стены, ширма, да простая ученическая карта вся исчерченная линиями нашей обороны и позициями врага.
— Увы, товарищ Ван постоянно опираться на стойкость и волю народа невозможно. Особенно если у врага тяжелая артиллерия и самолеты, а у тебя беспримерная храбрость, ножи и копья. Есть вероятность что твои ополченцы закончатся быстрее, чем патроны в пулемете врага. — Специально сгустил краски «забыв» про свои верные и обученные части солдат с хорошим стрелковым оружием, ополченцев с плохим оружием, но так же стрелковым, а упомянув лишь штурмовиков с гранатами и копьями. Впрочем я и про гранаты «забыл»…
— Да-да, смелость и решительность вот два главных ресурса революции в движении народных масс. Но нужны и другие ресурсы, ваши друзья желают вам в этом помочь мистер Таннен. — Услышав обращение «товарищ», он уже не называл меня «господин», хороший знак. Дипломатия и искусство ведение переговоров и интриг, каждое сказанное слово в Китае, все это имеет большой смысл…
— Что вы предлагаете? — Спросил я напрямую.
— Агрономы, помощь с поднятием сельского хозяйства, тут вы уже победили, за кем бы не остался город. — Китаец встал с патронного ящика как бы давая знак, что переговоры закончены.
— Я вас услышал товарищ Ван Ли, но как говорят у нас в народе на рынке два дурака, один продает, а второй покупает я желаю выслушать все предложения и дождаться всех гостей… — Ответил я разведчику и дипломату, впрочем с давних времен это одна и таже профессия…
— Мудрость не всегда прячется в седине, так говорят в нашем народе товарищ Таннен. — Ответил китаец и поклонился, нет не как слуга своему господину, но достаточно почтительно, как равный равному. После чего Ван Ли, причем я уверен ушлого старичка звали другим именем, а не тем, что он представился моим людям, так этот ловкий дипломат попрощавшись удалился в одному ему известном направлении…
— Мой команданте, чье предложение мы примем? — Задал вопрос верный Санкара, когда китаец удалился…
— Друг мой, мы пока не слышали всех предложений, русские молчат… — Ответил я пожимая плечами.
— Но почему они молчат? — Высказался с какой-то детской обидой полковник.
— Они