— Я сводки чужих регионов не смотрю, — отрезала она.
— Да я тоже, — махнул рукой Мордюков. — Это я в новостях видел да в интернете. У него, оказывается, счета в офшорах. Скорее всего, ворюга, за бугор рванул. Это надо же — его состояние оценивают хрен знает во сколько миллионов долларов.
Он хмыкнул и подмигнул мне:
— Вот скажи, Максим, как в маленьком городке можно сделать такие деньжищи? Может, мне туда, в Камнегорск, податься? У них же теперь нет мэра. Пустует золотая жила. А что — выдвинуть свою кандидатуру?
— Нет уж, Семён Алексеевич, — улыбнулся я. — Мы вас не отпустим. Вы нам и здесь нужны.
— Ага, нужны, — прищурился он. — Нам вон главк спустил разнарядку: на охрану общественного порядка по случаю праздничных мероприятий двадцать человек выделить от отдела, а Коробова что — саботаж мне устроила.
И, главное, жаловался мне так, будто я сейчас — бац-бац! — всё устрою и исправлю. Я чуть было вслух не сказал, что с маньяками оно проще следить, чем с кадровым голодом.
— А где я их возьму? — подняла бровь Оксана.
— Видал? Оксана Геннадьевна, — скосил он взгляд на Кобру, — ни одного бойца мне не даёт.
Оксана отрицательно мотнула головой.
— Но, раз ты уже здесь, — махнул Морда, — кого-нибудь у неё отожму.
— Семён Алексеевич, мы уже с вами это обсудили, — покачала головой Оксана, но уже с той самой игривой улыбкой, что значила — кто кого.
— Ладно, решай, кого вписать. Сообщишь — а я пошёл.
Возле двери он вдруг задержался и обернулся:
— Так, Яровой, ты когда выходишь?
— Завтра. Сегодня последний день командировки, я с дороги.
— Ну вот и отлично, — обрадовался он. — У нас тут дел — вагон и маленькая тележка. Всё, давайте! Я ушёл.
Дверь хлопнула. По коридору уже снова послышался его голос, он ругал кого-то, вставлял пистона подчинённым и козырял с привычной энергией.
Мы подождали, пока шум утихнет. И, не сговариваясь, шагнули друг к другу. Обнялись и поцеловались.
— Максим, — прошептала она, — я так соскучилась.
— Я тоже, — я снова поцеловал ее. — Скажи Морде, что хочешь уйти пораньше. Поехали ко мне.
Она посмотрела на часы.
— Ещё половина рабочего дня. А я как раз только что говорила Морде, что мой отдел пашет, и я не дам ни одного сотрудника в оцепление. Все в работе, блин… Ну, сам понимаешь, никак не могу.
— Тогда жду тебя вечером. Адрес знаешь.
— Скорей бы вечер, — промурлыкала она и прижалась.
* * *
Я доехал до своей новой квартиры, в которой так и не успел толком пожить. Лишь только вошёл в подъезд — услышал грохот. Музыка била по стенам, наверху опять репетировали соседи-неформалы.
Поднялся на площадку второго этажа, уже собрался постучать им в дверь и провести профилактическую беседу — сообщить, что теперь я снова дома, и график их репетиций стоит согласовывать. Но вдруг услышал знакомые слова.
— Доброе утро, последний герой! — орал вокалист.
Хм. Каверы стали играть. Цоя. Я одобрительно хмыкнул. Послушали всё-таки меня.
Я передумал стучать. Подошел к своей двери, отомкнул и шагнул внутрь. Стены тряслись от барабанов, звенели тарелки, бухал бас, верещал вокал. Голос у парня был вовсе не похож на тот, что был у Цоя, но песня всё равно звучала родной.
«Дом, милый дом» — подумал я и плюхнулся на диван. Звуковая волна была такой, что через диван проходила, как вибромассаж.
* * *
С утра Мордюков ввалился в кабинет, когда мы с Оксаной по старой традиции после планёрки сидели, пили кофе и обсуждали рабочие планы на день. Семён Алексеевич был помят, лицо красное, явно не в духе.
— Опять сидите, не работаете, — проворчал он, входя.
Мы с Оксаной переглянулись и хихикнули про себя. Всё как прежде, рабочая рутина возвращалась в своё русло.
— Вы неважно выглядите, Семён Алексеевич, — проговорила Кобра.
— Ой, да не говори, башка трещит, — махнул Морда пятерней. — Есть водичка? Лучше минеральная.
— Нет. Кофе сойдёт?
— Наливай…
Он плюхнулся на диванчик и пробормотал:
— Вчера было хорошо, а сегодня плохо. Вот почему всегда так?
Оксана налила ему кофе, основательно разбавив, чтобы начальство не обожглось в таком состоянии. Он отхлебнул, крякнул, чуть ожил — и продолжил, с трудом выдавливая слова из себя.
— Геннадьевна, не надо от тебя сотрудников в оцепление, — начал он. — Я тут подумал, у вас и так людей не хватает.
Кобра только улыбнулась.
— С чего это вдруг вы поменяли свое мнение со вчерашнего дня? — вдруг насторожилась она.
— Ну тут это… такое дело… Забираю я у тебя Ярового опять, — сказал Морда прямо.
— Куда это забираете? — снова стальным голосом произнесла та.
— Помощь его нужна. Нужно смотаться в Нижнереченск. Там участкового убили.
— Участкового убили? — глаза Оксаны сузились. — А мы причём? Это не наш район.
Начальство с чувством крякнуло, пряча досаду.
— Участковый Васильченко, царство ему небесное, родственник мой, — пробормотал Морда, словно извиняясь, — ну там через десятое колено родственник жены. Но она все на меня давит. Ты, говорит, начальник или кто, езжай, разберись, что там с Александром приключилось. Там, дескать, в Нижнереченске бардак, стопудово не раскроют. Я тут покумекал… короче, нам командировочку выписал — официально, по обмену передовым опытом, так сказать. Сам тоже поеду.
— Сами поедете? — удивился я.
Все эти сегодняшние новости про родственников для меня были таким же сюрпризом, как и для Оксаны.
— Ну да… Вспомню свои оперские навыки.
— В Нижнереченск? — проговорила задумчиво Кобра. — Как вы умудрились туда командировку выбить? «Передовой опыт» и «Нижнереченск» — понятия несовместимые, я бы сказала — противоположные.
— Ой, да ты не знаешь, что ли, как у нас всё делается? — махнул рукой Мордюков. — С кем надо поговорил, кто надо подмахнул, тем более, наш генерал сговорчив оказался. Вот я чего страдаю — с ним вчера переговорил на гулянке. Добрый был, пьяненький, звезду же