Так вот, мы, проводники, угождали людям с деньгами – виду, представителями которого Америка, похоже, была неплохо упакована. Без обид, старина. Многие из них могли позволить себе высокую плату за проход в прошлое через машину времени. А мы, таким образом, помогали финансировать использование машины в научных целях, при условии, что будем получать честную долю ее времени. В итоге проводники образовали синдикат из восьми членов, включая партнерство Риверз-Айяр, среди которых распределялось машинное время.
Бизнес у нас задался с самого начала. Наши жены – Раджи и моя – одно время бунтовали. Они-то надеялись, что после того, как крупная дичь в наше время повывелась, им больше не придется делить нас со львами и прочими тварями – вы же знаете женщин! На самом деле охота не так уж опасна, если не высовываться и соблюдать предосторожности.
* * *
В пятой экспедиции нам пришлось нянчиться с двумя сахибами; оба американцы за тридцать, оба физически крепкие, и оба предприимчивые. Во всех остальных отношениях они были разными, насколько это возможно.
Кортни Джеймс был из тех, кого вы, ребята, зовете плейбоем: богатый молодой человек из Нью-Йорка, который всегда получал что хотел и не видел причин, почему такой приятный уклад жизни мог бы измениться. Здоровый парень, почти такой же большой, как я; симпатичный, даже румяный, но начинающий заплывать жирком. Он уже добрался до четвертой жены, и, когда он появился в офисе с блондинистой девкой, у которой на лбу было написано «модель», я предположил, что это и есть миссис Джеймс номер четыре.
– Мисс Бартрам, – поправила она меня, смущенно хихикнув.
– Она мне не жена, – объяснил Джеймс. – Жена в Мексике, я думаю, подает на развод. Но вот Банни хотела бы поехать вместе…
– Простите, – сказал я, – мы не берем дам. Во всяком случае, не в поздний мезозой.
Это не было правдой, строго говоря, но я чувствовал, что нам достаточно рисков с малознакомой фауной, чтобы еще вовлекать в это домашние запутки клиентов. Поймите меня правильно, я не имею ничего против пола. Прелестная институция и все такое, но не там, где вмешиваются мои жизненные интересы.
– Да ну, вздор! – сказал Джеймс. – Захочет – поедет. Она катается на лыжах и летает на моем самолете, так почему бы ей…
– Противоречит политике компании, – возразил я.
– Она может держаться в сторонке, когда мы будем иметь дело с опасными экземплярами.
– Нет, извините.
– Черт меня возьми! – сказал он, наливаясь краской. – Я все-таки плачу вам приличную сумму и имею право взять с собой кого захочу.
– Вы не можете нанять меня, чтобы я делал что-либо против моих убеждений, – ответил я. – Если вы думаете иначе, возьмите другого проводника.
– Хорошо, я так и сделаю. И расскажу всем моим друзьям, что вы – чёртов…
Он еще много чего наговорил, не стану повторять, поэтому я велел ему убираться из моего офиса, пока я не вышвырнул его сам.
Я сидел в офисе и печально размышлял о всех тех денежках, что Джеймс заплатил бы мне, если бы я не был таким жестоковыйным, когда вошел мой другой ягненочек – некто Август Хольцингер. Это был небольшой, стройный, бледный парень в очках, вежливый и учтивый. Хольцингер сел на край стула и сказал:
– Э… Мистер Риверз, не хочу, чтобы у вас создалось ложное впечатление. Я на самом деле не большой охотник до природы и, вероятно, перепугаюсь до смерти, когда увижу настоящего динозавра. Но я твердо намерен повесить голову динозавра над моим камином или умереть в попытке это сделать.
– Большинство людей сначала пугаются, – успокоил я его, – хотя показывать этого не стоит.
И мало-помалу я выудил из него всю историю.
Если Джеймс всегда купался в роскоши, то Хольцингер был обычным местным жителем и только недавно разбогател. У него был небольшой бизнес здесь, в Сент-Луисе, и он едва сводил концы с концами, когда вдруг его дядя откинул копыта и оставил маленькому Густику целую кучу наличных.
Теперь Хольцингер обзавелся невестой и строил большой дом. Когда дом будет готов, они поженятся и переедут туда. К тому времени там непременно должна быть голова цератопса над камином. Это те самые, с большими рогами, клювом, как у попугая, и бахромой вокруг шеи. Прежде чем начать их коллекционировать, стоит подумать: если вы повесите двухметровый череп трицератопса в небольшой гостиной, там, скорее всего, не останется места для других вещей.
Как раз когда мы обо всем этом говорили, вошла девушка, невысокая, лет двадцати с чем-то, совершенно обычная с виду и вся в слезах.
– Густик! – прорыдала она. – Ты не можешь! Ты не должен! Тебя убьют! Она обхватила его за колени и обратилась ко мне: – Мистер Риверз! Вы не должны его брать! У меня больше никого нет! Он ни за что не перенесет испытания.
– Моя дорогая юная леди. Мне было бы неприятно вас огорчить, но это дело мистера Хольцингера – решать, желает ли он прибегнуть к моим услугам.
– Это не поможет, Клэр, – сказал Хольцингер. – Я отправляюсь, хотя, вероятно, буду ненавидеть каждую проведенную там минуту.
– В чем дело, старина? – спросил я. – Если это вам так ненавистно, зачем этим заниматься? Вы что, пари заключили?
– Нет. Дело вот в чем. Я… э-э-э… из тех людей, которые совершенно ничем не примечательны. Я не могу похвастаться ни размерами, ни силой, ни внешностью. Я просто обыкновенный мелкий бизнесмен со Среднего Запада. Вы даже не заметите меня на ланчах в Ротари-клубе, настолько я сливаюсь с фоном. Но я не смирился с этим, – продолжил он. – Я всегда жаждал отправиться в дальние края и сделать что-нибудь выдающееся. Я хочу быть предприимчивым и обаятельным парнем. Как вы, мистер Риверз.
– Ой, да ладно, – сказал я. – Профессиональная охота для вас, может, и выглядит гламурной, но для меня это просто способ заработать на жизнь.
Он потряс головой:
– Не-е-ет. Вы знаете, что я имею в виду. Видите ли, теперь, когда я получил это наследство, я бы мог наслаждаться бриджем и гольфом до конца жизни и делать вид, что мне это не прискучило до смерти. Но я решительно настроен совершить что-то, хотя бы раз, что добавит моей жизни красок. Поскольку в настоящем уже не существует охоты на крупную дичь, я