Плоскоземцы молчали, настороженно моргая.
«Совсем как совы», — подумал Ир-Кат и кивнул.
Духи гор гневались. Кто рассердил их? Может быть, два низинника, упрямо карабкающихся к священным вершинам? Думать об этом Ир-Кату не хотелось. Особенно сейчас, под ударами ледяного ветра, бросающего в лицо сухой снег-песок. Через две сотни шагов охотник понял, что к перевалу сегодня не пробиться, и пошел своими следами обратно. Теперь стало легче. Ветер подталкивал в спину, заставлял двигаться быстрее.
Используя нож-посох как весло, Ир-Кат вспарывал мгновенно затягивающуюся шкуру снега. К перевалу не пробиться ни сегодня, ни завтра. И вообще не пробиться, пока не остановится снегопад. Он почувствовал неладное, едва за снежной круговертью проступили неясные очертания палаток, и ускорил шаг. Из неестественного покоя лагеря навстречу ему вышел Ар-Кум. Толмач прихрамывал и потирал подбитый глаз.
— Они все ушли, — проговорил он и вдруг сорвался на крик. — Они все ушли! Ушли!
Ир-Кат понял, что речь идет о носильщиках-пемба, нанятых луну назад. Это было плохо.
— Они умрут, — мрачно заметил следопыт. — Пемба — слабое племя.
— Они забрали все топливо…
— Все?
— Кроме двух кувшинов земляного масла.
— Это не против правды. Их больше, и они поступили с нами честно. Но они умрут в горах. Это плохо.
— А что будем делать мы?
— Ждать. Духи гор не оставят нас.
— Мы тоже умрем! — истерично взвизгнул Ар-Кум.
Ир-Кат ответил не сразу. Он сел у входа в палатку. Очень осторожно, прикрывая полой шубы от ветра, разжег маленькую горелку, приспособил сверху котелок со снегом.
— Кажется, ты хотел идти искать яйцо грифона?
Ар-Кум с ненавистью глянул в сторону палатки, где укрывались, пытаясь кое-как согреться, плоскоземцы. Этим двоим приходилось много хуже, чем удравшим пемба, и уж семи крат хуже, чем с детства привычным к морозам и горному воздуху кхампа. Как ни странно, особенно страдал медведеобразный телохранитель. Страшный боец, против которого ни один из великих воинов народа кхампа не выстоял бы и мгновения. Но горы свалили его, превратили в младенца. Его хозяин, несмотря на молодость и кажущуюся хлипкость, держался не в пример лучше. Пытался шутить. Рассказывал Ар-Куму о своей книге, которую напишет дома, в великом городе у моря. А пока каждый вечер грел под мышкой черную тушь и черкал мельчайшие значки на тонко выделанной телячьей коже.
— Будь проклят тот день, когда я встретил это отродье дэвов, — злобно оскалившись, Ар-Кум сплюнул на снег.
— Пей чай. — Ир-Кат бросил в закипевшую воду щепотку чайного порошка. — Умереть всегда успеем.
Следопыт пил медленно, наслаждаясь вкусом и ароматом напитка. Чая оставалось мало, но это была единственная роскошь, которую в их положении можно себе позволить. Если буран продлится еще дней пять, — на завтрак, обед и ужин у них будет только чай. Ар-Кум тоже отхлебнул из котелка.
— Иди отдыхать. Я посторожу.
— От кого? — чуть заметно усмехнулся охотник. — Ты думаешь, пемба вернутся?..
— Мало ли… — старательно пряча глаза, ответил толмач.
Ир-Кат пожал плечами и забрался в палатку. Он действительно очень устал.
Разбудил Ир-Ката сдавленный крик. Даже не крик, а скорее хрип. Медведь? Барс? Или все-таки грифон? Меховым комком охотник выкатился из-под полога, нащупывая рукоять кхукри, и вскочил на ноги.
Снегопад, хвала духам, прекратился. Стоял серый зимний рассвет. Покрышка палатки низинников трепетала. Но не от ветра. Ир-Кат подбежал, и тут ему под ноги выкатились сцепившиеся Ар-Кум и молодой плоскоземец. Ученый. Он что-то хрипел на языке, выучить который Ир-Кат не успел, и брызгал на снег алой кровью изо рта. Ар-Кум рычал, как взбесившийся дэв.
«С ума он, что ли, сошел», — подумалось Ир-Кату. Он шагнул вперед и расчетливо стукнул тяжелым навершием кхукри прямо по темени потерявшего шапку земляка. Отбросил в сторону обмякшее тело.
Заглянул в палатку плоскоземцев. Телохранитель лежал на спине, запрокинув голову и улыбаясь в потолок резаной от уха до уха раной.
«Этому уже не помочь».
Следопыт наклонился над стонущим и хрипящим ученым. Беглый осмотр показал — его тоже не спасти. Можно лишь облегчить муки ухода за край. Вдруг взгляд Ир-Ката упал на разорванный пояс низин-ника и мгновенная догадка обожгла его, заставив вздрогнуть от омерзения. Ар-Кум не сошел с ума. Все было сделано расчетливо и продуманно. Вначале убить ослабевшего от горной болезни телохранителя. А потом без помех разделаться с хозяином, слабым и беззащитным. Вот только его жизнелюбия толмач в расчет не принял.
«Нет, ты не кхампа, Ар-Кум», — уже привычно подумал Ир-Кат, пытаясь комком снега зажать глубокую рану на горле плоскоземца. Тот со свистом втягивал воздух, но сознания не утратил. Его расширившиеся глаза и предупредили Ир-Ката об опасности.
Охотник перекатился на бок, избегнув тем самым смертельного размаха кхукри своего земляка, но выронил оружие из озябших на морозе пальцев. Ар-Кум не преминул этим воспользоваться. Он снова прыгнул вперед, размахивая ножом как рубщик тростника. И опять Ир-Кату удалось увернуться от клинка, располосовавшего рукав шубы.
— Ты всегда был глупцом, Ир-Кат. — Тяжелое лезвие поднялось в третий раз.
«Но не убийцей», — подумал охотник, собираясь в тугой комок.
— Ты сдохнешь вместе с ними…
«Не раньше тебя».
Ар-Кум прыгнул, вкладывая в удар всю невесть откуда взявшуюся и зревшую на дне его мелкой душонки ненависть. Ноги Ир-Ката распрямились ему навстречу. Удар вышиб из толмача дух и отбросил его саженей на пять ниже по склону на снежный язык.
После бурана снег не успел слежаться, и тело человека сорвало его с места, привело в движение вначале ручеек, потом поток… Ар-Кум пытался выпрыгнуть на более устойчивую часть склона, но лавина захлестнула его арканом, сбила с ног, поволокла, ударяя о выступы скал. Эхо какое-то время бросало его крик от скалы к скале, а потом только рев сходящей лавины нарушал первозданную тишину гор.
Ир-Кат, не подбирая затоптанной в снег шапки, подошел к плоско-земцу. Удивительно, но он еще жил. И даже нашел в себе силы самому прижать снег к ране.
Рассвело. Тучи рассеялись, и небо сияло тем сапфирно-синим светом, какой можно видеть только после затяжной бури. Под лучами взошедшего светила снег заиграл мириадами искр так, что боль отозвалась в отвыкших от яркого света глазах.
— Тетрадь, — просипел умирающий.
Этим словом он называл пачку испачканных обрезков кож. Ир-Кат сходил в палатку и принес замотанный в полотно сверток. Протянул раненому, но плоскоземец отрицательно покачал головой.
— Нет… тебе…
Слова вырывались у него вместе с пузырями крови из растрескавшихся на морозе губ.
— На что она мне, — пожал плечами охотник.
— Снеси… Вниз… Вальон… Школа…
Озадаченный Ир-Кат по давно забытой привычке