Я направился в туристическое агентство, расположенное в вестибюле отеля, где меня тут же забросали буклетами и расписаниями круизов. Я едва донес их до своего номера, не прибегая к помощи коридорного, уселся на кровать и начал выбирать тот, что соответствовал выставленным мною требованиям. Как только нашел, вновь спустился в вестибюль и представил мою программу агенту. Тот, должно быть, подумал, что у меня съехала крыша, но я объяснил, что страдаю синдромом Видгета и мне прописан морской воздух. Агент пожал плечами и взялся за телефон, чтобы забронировать мне билеты через центральный офис в Нью-Йорке. Там согласились на оплату не наличными, а по кредитной карте, и я искренне надеялся, что к тому времени, когда платежное поручение поступит в банк, деньги на моем счету обязательно появятся. Двумя днями позже, в Майами, я поднимался на борт комфортабельного лайнера «Андрополис», чтобы отправиться в шестнадцатидневный круиз. Я бы предпочел круиз меньшей продолжительности, но только этот полностью удовлетворял всем моим требованиям. Опять же, я полагал, что заслужил право на отдых.
Сразу скажу, от круиза у меня остались самые теплые воспоминания. Наверное, мне следовало взять с собой постоянную спутницу, но финансы этого не позволяли. Слишком много требовалось карманных денег на оплату счетов в барах и чаевых. Впрочем, на корабле хватало одиноких женщин, среди них встречались и симпатичные, так что дни летели незаметно. Мы продегустировали ромовый пунш в Очо-Риос, отбились от нищих в Порт-о-Пренсе, посетили замок Синей Бороды на Шарлотт-Амали и, наконец, добрались до Барбадоса.
Барбадос — очаровательный остров, изрезанный узкими дорогами, петляющими между плантаций сахарного тростника, который весьма эффективно скрывает движущиеся навстречу автомобили. Так что на взятой напрокат машине я добрался до указанного Дювивье дома, лишь трижды или четырежды на волосок разминувшись со смертью. Человек, которому я отдал визитку экс-президента, без малейшей задержки выдал мне барельеф. Похоже, только порадовался, что с него сняли ответственность за его хранение. Ко мне барельеф попал обложенный соломой, завернутый в бумагу и перевязанный бечевой. В таком виде я и повез его в порт, мимо дружелюбных островитян, которые демонстрировали свои счастье и беззаботность, бодро вышагивая по мостовой.
На борт «Андрополиса» я пронес барельеф без всяких проблем. Другие пассажиры, как муравьи сновали по трапу взад-вперед. Уходили с пустыми руками, чтобы вернуться нагруженными масками из черного дерева, фарфоровыми статуэтками и соломенными шляпами. Я предъявил вахтенному пропуск, поднялся на свою палубу и заперся в каюте, чтобы, наконец, увидеть барельеф, за доставку которого мсье Антуан Дювивье соглашался отвалить двадцать тысяч долларов.
Я развязал бечевку, развернул бумагу и поднял барельеф с ложа из соломы и включил настольную лампу, чтобы получше его рассмотреть. Поначалу я хотел убедиться, что в руках у меня не подделка, поэтому не сразу оценил красоту этого произведения искусства, но когда понял, что резчик действительно жил в Китае за десять веков до нашей эры, мне пришлось признать, что у мсье Дювивье, при всех его недостатках, отменный вкус. Я не мог не отметить, с каким мастерством резчик сумел передать атмосферу веселья, тончайшие нюансы, юмор. Каждая фигурка, сорок или пятьдесят женщин и мужчин, вырезанная на площадке шесть на восемь дюймов при толщине не больше трех, жила своей жизнью, причем безо всякого ощущения толчеи. Казалось, что до тебя доносятся звуки флейт, а фигурки двигаются в танце. Я еще несколько минут не мог оторвать глаз от шедевра, а потом положил барельеф на солому, аккуратно завернул и завязал, а потом сунул в вентиляционный короб моей каюты, довольный тем, что легко и непринужденно завершил первый этап операции. После чего поставил на место решетку, закрывающую короб, и приготовился насладиться последними тремя или четырьмя днями круиза: с Барбадоса мы взяли курс на Майами.
Эти дни ничем особенно не запомнились. Я проиграл турнир по шафлборду, главным образом, из-за близорукости партнера, но, в качестве компенсации, достал со дна бассейна рекордное количество чайных ложек и получил от капитана приз: хрустальную пепельницу с выгравированным на ней тритоном. Так что круиз мне очень понравился, в отличие от приема, который устроили мне таможенники в Майами. Как обычно, меня раздели донага, перетрясли мою одежду и вещи, но, понятное дело, не нашли ничего подозрительного. Миновав таможню, я направился в отель, где и провел ночь.
А наутро я вновь поднялся на борт «Антрополиса», для очередного круиза, в той же самой каюте, на этот раз трехдневного — в никуда.
* * *
Хюигенс улыбнулся. Должно быть, выражение моего лица вызвало у официанта тревогу, возможно, он решил, что я оставил бумажник дома, поэтому и поспешил к нашему столику. Чтобы успокоить его, я заказал нам еще по порции коньяка и вновь уставился на Хюигенса.
Я вижу, продолжил Кек, поблескивая глазами, что ты уже начал соображать, что к чему. Полагаю, это элементарно. Карибские лайнеры чередуют длинные круизы, к островам, с короткими, в никуда. Просто плавают по морю, а потом, если ничего не случится, возвращаются. Поскольку лайнеры не заходят в порты других государств, пассажирам коротких круизов по возвращении не приходится общаться с таможней. Поэтому, если человек до этого ходил на лайнере в дальний круиз и, вернувшись, забыл некий небольшой предмет в вентиляционном коробе, после короткого он может забрать его, не опасаясь лишних вопросов.
Я, собственно, так и поступил…
Полет в Нью-Йорк также не принес неожиданностей, и я позвонил мсье Дювивье, как только приземлился в аэропорту Кеннеди. Мой звонок приятно его удивил, поскольку после нашего разговора прошло меньше месяца. Он сказал, что ждет меня с нетерпением.
Экс-президент Сан-Мишеля жил в прекрасной квартире на Сентрал-парк-саут, и, поднимаясь на лифте, я подумал, ну до чего хорошо иметь в своем распоряжении много денег. Дверь открыл сам Дювивье. Его так заботила судьба барельефа, что он даже не предложил мне выпить. Сразу спросил: «Он у вас?» — не отрывая глаз от моего кармана.
— Прежде чем мы продолжим наш разговор, — ответил я, — мне бы хотелось, чтобы вы в точности повторили условия нашего пари. Подчеркиваю, в точности.