На лице у него ни одна чёрточка не дрогнула, но пальцы так сжались, что по чашке трещина пошла, прямо поперёк алой клубничины, нарисованной на боку.
«Теперь точно выбрасывать».
– Похоронили меня неправильно, но где-то есть могила, – ответил Айти страшным голосом, спокойным, ровным. – На той могиле камень, а на камне – имя. Моё, истинное. Если бы я тот камень получил, если бы узнал, как меня звали при жизни, то смог бы снова стать почти как человек и жить среди людей. Как эта ваша, ну… кикимора из кондитерской, – добавил он скованно и будто бы отчаянно.
– Тётя Тина?
– Да. Наверное, она.
Алька сглотнула.
– Если я… если я это пообещаю, то что тогда?
Айти взглянул на неё искоса, как-то весело и лихо:
– Тогда, ведьма Алика Василёк, я буду тебе служить, как только захочешь. Надо – буду постель согревать, надо – другую нечисть отгоню. Я многое могу. Костяной, конечно, сильнее, но он ведь тупой… Но если ты меня обманешь, я тебя съем, – улыбнулся он острозубо, а взгляд у него потемнел. – Как съел другую ведьму до тебя, которая меня обманула.
– И где твоя могила, ты, конечно, не знаешь?
– Нет.
– И когда ты умер – тоже не помнишь?
– Лет двести тому назад уже был мёртв.
Он сказал это просто, но Алька почувствовала себя так, словно её ударили под дых.
«Значит, всё-таки мёртв. Такой красивый – и мёртвый».
– Для начала пойдёт, – ответила она вслух, чувствуя, как учащается пульс. Это было уже не просто колдовство, а что-то большее… что-то более важное. Как предчувствие судьбы, а дурной ли, славной ли – поди разбери. – Что ж, быть посему. Значит, уговор?
– Уговор.
Алька протянула ему руку – а он рассмеялся, чуть склонив голову к плечу, и свесились набок золотые локоны.
– Смешная ты. Разве с огненным змеем так скрепляют договор?
«А как?» – хотела спросить Алька, но не успела, потому что он перегнулся через стол, упираясь в него руками, и поцеловал её в губы. Легонько; щекотно.
На языке точно метка вспыхнула, обжигая.
Сердце билось часто-часто.
«Значит, так, – думала Алька. – Значит, уговор. Уговор».
Ей было очень-очень страшно подвести Айти.
И отчего-то вовсе не потому, что он её сожрёт.
Глава 9
Листья и золото
Пожалуй, обиднее всего было, что потом Айти просто её отпустил и плюхнулся обратно на стул, а потом взял бутерброд и стал меланхолично жевать, глядя в сторону, на выбитое окно.
«Ну вот, – огорчилась Алька. – Я проигрываю даже клубничному варенью и старой шторе».
Огорчилась – и тут же сама себя осадила.
Восемь лет назад Светлов ей объяснил – и даже слишком доходчиво! – как чувствует себя человек, которого принуждают вступать в близость. И в процессе, и потом… Конечно, Айти никто не одурманивал, но всё-таки свободы воли он – огненный змей, нечисть – лишился и вряд ли мог бы отказать призвавшей его вдове, если б она ему и не понравилась. И хуже того: даже не смог бы показать, что он её не хочет.
«Может, и я ему не нравлюсь, – подумала Алька, отпивая остывший чай, слишком чёрный и крепкий, с плёночкой, оседающей на стенках чашки. – Но я теперь, получается… его хозяйка, что ли? Серьёзно?»
– Тебе надо ложиться спать, – деликатно напомнил змей-соблазнитель, вероятно, и не подозревающий, какие сложные моральные дилеммы она решает. – Ночь выдалась тяжёлая. Та мёртвая тварь вряд ли сегодня вернётся.
– Костяной? – растерянно переспросила Алька, всё ещё погружённая в размышления о том, кто тут кого принуждает: он её, когда погружает в сладкое наваждение, неотличимое от эротического сна, или она его, когда уже наяву хочет, чтоб всё это продолжалось. – Костяной… Точно! – встрепенулась она и едва не опрокинула чашку, благо уже полупустую. – Ты знаешь, кто это такой?
Айти нахмурился:
– Когда сам был колдуном, то, кажется, знал. Сейчас одно могу сказать: он алчность, тоска и боль мертвеца. Может, даже и многих, для одного-то он слишком силён… Хотя на секунду мне показалось, что я чую кого-то живого.
В голове у Альки промелькнула догадка – и канула в небытие, толком не оформившись.
– Многих мертвецов, – пробормотала она. – Тогда понятно, почему его так сложно уничтожить… Вопрос, зачем он убивает. Не похоже, чтоб он хотел меня сожрать, скорее, искал что-то.
В змеиных глазах промелькнуло странное выражение, мгновенная вспышка интереса.
– Нечисть просто устроена, – ответил Айти и задумчиво слизнул с кончиков пальцев клубничное варенье. – Они… мы всегда пытаемся компенсировать какую-то недостачу. Кто-то голоден и ищет, кого бы сожрать, как упыри. Кто-то мстит за нарушение правильного порядка вещей: шишиги утягивают в воду тех, кто подходит слишком близко и причиняет им беспокойство; бабка-обдериха расцарапывает шкуру тому, кто пришёл в баню в неурочный час.
– Точно-точно! – кивнула Алька, прямо-таки чувствуя, как мозги у неё начинают со скрипом разворачиваться в правильную сторону: от непристойностей к ведовству. Хотя Айти, скажем прямо, не помогал; мог бы для начала перестать дразниться этим своим невозможным языком или светить ключицами. – Один раз в сарае, где сено складывали, поселился дух-благодетель в виде большого ужа. Старая хозяйка всегда его уважала и оставляла ему миску молока или кусочек пряника в красной тряпице… А потом дом продали. Новый хозяин увидел змею, испугался её и попытался перерубить лопатой, а лопата отскочила от ужа, как от железного лома, и стукнула хозяину по лбу.
– Помер? – с любопытством переспросил Айти, явно больше сочувствующий овиннику.
– Нет, просто дураком остался.
– Значит, особо не изменился, – подытожил он и постучал когтями по столу. – И, возвращаясь к нечисти… Не реже встречается и третий мотив: когда человек что-то украл, нечисть охотится за ним, чтобы это что-то вернуть.
И Алька тут же вспомнила так ясно, словно услышала это снова:
«Отдай!»
– Ну, как раз наш случай, вернее, Костяного, – быстро сказала она, невольно обнимая себя за плечи, словно вдруг стало зябко. – Кстати! У одной из жертв он забрал плюшевую игрушку.
Айти выразительно закатил глаза и цокнул языком:
– В игрушку можно вшить буквально что угодно. Но, скорее всего, это что-то небольшое и ценное. Либо часть тела мертвеца, почти наверняка – кость или зуб, либо часть погребальных даров.
Машинально Алька обернулась в сторону спальни, где на комоде стояло, невидимое отсюда, блюдце с украшениями.
А среди них – купленное на днях кольцо.
«Не столько купленное, сколько всученное», – подумалось вдруг.
– Не может быть, – отрезала она. – Во-первых, это моя соседка. Нормальный человек, обычный совершенно, не аферистка, не ведьма, просто