– Ну, меня тоже жгли совершенно обычные люди. Соседи. Соседки, – белозубо оскалился Айти, и глаза у него на секунду почернели. – А что до кольца… Почему оно должно быть проклято-то? Проклятая вещь – это если её колдун подкинул кому-то нарочно, чтобы навести нечисть, нашептал что-то злое над этой вещью. А если нечисть пришла сама, то она пришла за чем-то своим. Так что не обязательно у тебя кольцо именно проклятое – может, оно просто краденое.
Алька со стоном уронила голову на руки, скрещённые на столе. Сейчас, когда Айти всё это озвучил, многое стало не просто понятным – очевидным. Стыдно было, что она не додумалась раньше, сама.
«А ещё ведьма, называется».
– И в кого ты такой умный, – вздохнула она.
– Сам по себе, – усмехнулся Айти. – Слушай, ты, по-моему, уже готова. Иди спать.
– А посуду помыть?..
– О, ну у тебя в услужении целый огненный змей, который может доставлять удовольствие са-а-мыми разными способами, – протянул он насмешливо. – Например, может этими самыми руками очень нежно помыть посуду… И убраться тут. Мне всё равно спать особо не надо.
– А что надо? – спросила Алька, вскидываясь, и запоздало прикусила язык, сообразив, что болтает явно лишнее.
В первую секунду Айти делал вид, что ему до всяких там оговорок дела нет, а потом не сдержался – и глянул на неё так, что в жар бросило.
– Позволить забрать столько, чтобы хватило на седмицу, – с деланым равнодушием произнёс он.
«Нечистью всегда движет что-то простое, – повторила Алька про себя. – Желание вернуть украденное, желание сохранить установленный порядок… И голод. Получается, у Айти – голод».
– Ну, бери. Сам же сказал, что у меня сил в сто раз больше, чем у обычной женщины, – пожала Алька плечами, подавляя нервную дрожь. – Я, наверное, вообще не замечу.
Было так тихо, что можно было услышать, как в спальне тикают часы – и как ветер дует, наметая в кухню сухих листьев.
– Не заметишь, как же, – вздохнул Айти. – Ты уже трясёшься. Я же сказал, что не возьму больше, чем ты готова дать, не смогу просто… Давай-ка я тебя в спальню отнесу.
– Нет! – решительно вскочила Алька на ноги. – Что я, калека, что ли… ой.
Колени отчего-то подломились; Айти успел её поймать и прижал к груди, бережно, осторожно и как-то очень-очень деликатно. Так, что это даже на домогательства не походило. Он действительно отнёс её в спальню и уложил в кровать – покрывало само взлетело и сложилось на спинке стула, а одеяло отползло в сторону. Потом помог выпутаться из мехового комбинезона, хорошенько укутал, подтыкая углы…
«И всё? – растерянно подумала Алька. – Совсем-совсем ничего?»
И жалобно глянула.
Айти усмехнулся, словно слышал все-все её мысли, а потом склонился над ней – и шепнул дразняще:
– А потрогай ты меня. Скучно же, когда только я начинаю первым, верно?
Если честно, Альке совсем не было скучно, вот ни капельки. Но она всё равно кивнула – и чуть привстала на локте, а затем потянулась к Айти, как заворожённая. Погладила его по голове – волосы были гладкие, шелковистые, мягкие; легонько провела ладонью по шее, по плечам…
…и подалась вперёд, крепко-крепко его обнимая.
От него пахло дымом; он был горячий, словно в лихорадке, и тоже немного дрожал.
– Спасибо, – повторила Алька снова, очень тихо. – Ты меня спас. Меня никто никогда не спасал, и я не думала, что… Я очень рада, что ты меня тогда заметил. Даже если в конце сожрёшь.
Айти закаменел:
– Не надо.
– Ладно, я тоже не хочу, чтобы меня ели, – фыркнула Алька ему в висок. – Значит, мы всех спасём. И меня, и тебя… И даже Костяного, чем он хуже.
– Балбеска ты, Алика.
– Хуже, – честно ответила. – Я Василёк. Мы все с приветом.
Айти щекотно поцеловал ей ухо, прикусив мочку, и подышал в шею, но потом всё-таки уложил в кровать второй раз и накрыл одеялом уже до подбородка. Лёжа в темноте, Алька слышала ещё некоторое время, как льётся на кухне вода, как Айти насвистывает мелодию, немного фальшиво, но узнаваемо – ту самую, из «Упыриной топи»… Потом, уже сквозь сон, запоздало вспомнила, что так и не отправила Дрёме видео. Потянулась к тумбочке, щурясь, набила какое-то сообщение в смутной надежде, что выразилась внятно, сунула телефон под подушку – и вырубилась.
А проснулась уже ближе к полудню, когда солнце стояло в зените, а внизу, во дворе, бранились рабочие, поминая столб, провода и чью-то там задницу.
Айти в квартире, конечно, не было. Зато кухня буквально сияла чистотой, даже пахла как-то по-особенному свежо – он не соврал, когда пообещал хорошенько прибраться. Чашки стали как новенькие, исчезли даже въевшиеся намертво разводы; в высоком стакане стоял скромный осенний букет – яркие кленовые листья, ветка рябины с ягодами, ветка осины, какие-то сухие былинки-метёлки… Вместо временной «заплатки» – снятой со шкафа дверцы – выбитое окно было затянуто с двух сторон плёнкой, надёжно зафиксированной скотчем. На столе лежал тетрадный лист, прижатый миской; на листе аккуратным крупным почерком был выведен список из пяти телефонов с именами; под каждым номером – день недели, разброс по времени, цена… Алька сначала непонимающе нахмурилась, а потом увидела сверху приписку заглавными буквами: «ОКНО ВАРИАНТЫ».
И расхохоталась.
– Ой, не могу, – простонала она, утирая слёзы. – Он обзвонил мастеров. И сделал список… Айти, ты не совратитель, ты секретарь!
А в миске оказались яблочные оладьи, уже остывшие, но вкусные.
Завтракать пока не хотелось – сказался, видимо, ночной перекус бутербродами с вареньем, – и Алька перехватила только пару оладий, всухомятку, а остальное убрала в холодильник. Потом запоздало вспомнила про кольцо. Ещё раз осмотрела его так и этак – и убедилась, что проклятия никакого нет. Тем не менее сейчас она ясно припоминала и то, как бегали у соседки глаза, и то, что второй раз Костяной заявился именно после примерки кольца…
«А старший по дому сказал, что на пару дней раньше Костяного видели в соседнем дворе. Может, он там как раз кольцо искал? – подумала Алька, чувствуя себя одураченной и использованной; ощущение было поганое, грязное. – Видимо, не так уж хорошо он чует свои украденные сокровища… или его можно сбить с толку оберегами».
Вариант просто выбросить кольцо она не рассматривала. Такие вещи с «тяжёлой судьбой», неважно, проклятые или нет, можно передать только кому-то – подарить, продать, честно обменять… Если бы другой человек не взял его добровольно, то Костяной в любом случае сначала пришёл бы за первым владельцем-«вором», а потом только за вторым.