Я смотрел на его спокойное, ясное лицо, чтобы самому набраться мужества.
Всё, что я испытал до сих пор, казалось мне ничтожным в сравнении с тем отчаянием, в котором мы пробыли почти весь этот день.
Мы провели его около Белянки, прислушиваясь к неумолкающему вою волков.
Была минута, когда я думал, что уже настал наш последний час: так близко раздался их ужасный рёв.
– Они разгребают снег и сейчас будут здесь, – в ужасе прошептал я, прижимаясь к дедушке.
– Нет, голубчик, я думаю, они не найдут нас. Вероятно, они нашли поблизости какую-нибудь падаль и ссорятся, разрывая её. Обыкновенно в это время года волки уходят с гор в долины, потому что им здесь нечем питаться. Бог даст, они нас только попугают своим воем, да и уйдут. Какое счастье, что они не пришли в то время, когда ты сгребал снег, – тогда дело было бы плохо.
– Долго ли нам ещё жить в таком страхе, – грустно проговорил я, – зима ещё только начинается, холод всё усиливается – мы никогда не выйдем отсюда.
До вечера не прекращался вой.
Мы решились лечь спать, но я долго не мог заснуть от страха.
Ночью волки, вероятно, ушли, но в ушах всё ещё раздаётся их вой. Дедушка говорит, что мне это только кажется. Должно быть, он прав. Белянка совершенно спокойна, она ест и спит по-прежнему. Думаю, что и мне можно успокоиться.
14 декабря.
Итак, я лишён теперь последнего удовольствия и должен безвыходно сидеть в этой темнице. Я не смею даже и подумать о том, чтобы выйти на воздух и разгребать снег, как прежде. А я так радовался на окно, в которое проникал свет, и на то, что дедушка мог видеть солнышко. Теперь всё кончено, – мы не видим ничего, кроме стен нашей хижины и даже боимся открывать затворку, потому что труба так низка, что приходится почти вровень с крышей, и отверстие её достаточно велико, так что волки, если они бродят ещё поблизости, могут попасть через него к нам в хижину.
Дедушка упрекает меня за то, что я поддаюсь унынию, и говорит, что он не узнаёт меня и не понимает, куда девались моя бодрость и терпение.
Он прав – я сам недоволен собою.
15 декабря.
Сегодня воскресенье. Как-то проводят его наши друзья и соседи? Думают ли они о нас? – Конечно, если отец с ними; но если он погиб, тогда, наверно, все позабыли о нас, мы для них умерли.
В деревне спокойно ждут зимы, веселятся, ходят друг к другу в гости, беседуют у ярко горящего огня.
Никогда я не думал о том, как нужно человеку общество других людей. И работать, и веселиться приятнее с другими, чем одному. Какое счастье оказывать друг другу взаимные услуги!
Ах, если бы я мог вдруг очутиться в деревне, среди своих! Но неужели они не думают о том, как мы страдаем здесь, и не постараются спасти нас!
16 декабря.
Козье молоко, кусочек черствого хлеба и несколько варёных картофелин с солью – вот всё, чем мы питаемся всё время. И картофель нам нужно очень беречь – его немного. Иногда для разнообразия мы печём его в золе.
Я несколько раз уговаривал дедушку сварить себе кофе, но он страшно бережёт наш маленький запас. А между тем он чувствует себя плохо последние дни. Сегодня, наконец, мне удалось уговорить его. Я знаю, что он любит кофе, и правда, он пил его с наслаждением. Он хотел поделиться со мною, но я отказался. К чему мне кофе? Для меня совершенно достаточно молочной пищи, а старому человеку очень тяжело отказываться от своих привычек. Пастухи в горах очень часто питаются одним молоком и сыром, и это вовсе не вредит их здоровью. А в старости, я знаю, нужна более разнообразная пища.
17 декабря.
– Время-то как идёт, – сказал дедушка, – скоро уж и зима на дворе.
– Как скоро? – воскликнул я. – Да разве зима не пришла?
– Нет ещё. По календарю зима у нас начинается только с 21 декабря, а до тех пор считается осень. В горах зима начинается раньше.
– И кончается позже, – грустно прибавил я.
– Да, но мы можем освободиться и раньше весны. Если подует тёплый ветер и продержится несколько дней, то снег стает очень быстро и дороги очистятся.
– Значит, мы вполне зависим от случайности?
– А как же ты думал? Вся наша жизнь зависит от случайности. Мы постоянно окружены опасностями и только не замечаем их. Нужно только всегда быть твёрдым в тяжёлые минуты.
После этой беседы мы занялись чтением нашей единственной книги.
– Меня очень радует, – сказал дедушка, – что ты всё больше и больше знакомишься с этой книгой. Она будет впоследствии твоим лучшим другом и во всех трудных случаях жизни даст тебе лучший совет. И в этом главное назначение книги. Я знаю многих, имеющих большие библиотеки, читающих много книг, но видящих в чтении только забаву. Они живут для того, чтобы читать, а следует читать для того, чтобы уметь жить.
18 декабря.
Сегодня дедушка почти ничего не ел весь день; я едва упросил его выпить несколько глотков кофе с крошечным кусочком хлеба. Я вижу, что он старается казаться спокойным, но он делает это ради меня. Боже, что будет с нами, если он заболеет!..
19 декабря.
Мы не можем топить очаг без того, чтобы не задыхаться от дыма, а вместе с тем боимся открыть затворку, потому что не знаем, ушли ли волки. Дедушка всё время жалуется, что задыхается или зябнет; ведь сосновые шишки дают очень мало тепла.
Сегодня я случайно нашёл в углу кухни старую заржавленную железную трубу, которую употребляли в прошлом году для маленькой печки. Мне сейчас же пришло в голову, что эта находка может дать нам возможность топить очаг, не задыхаясь от дыма.
– А что, если мы вставим эту трубу в затворку, чтобы выпускать дым? – спросил я дедушку.
– Это было бы прекрасно, – ответил он, – если бы только ты сумел её вставить. Ведь нужно сделать отверстие в затворке. Как ты устроишь это? Я не хочу, чтобы ты подвергал себя опасности ради того, чтобы доставить мне удобства.
Я молчал, потому что знал, что мне не удастся переубедить дедушку до тех пор, пока не придумаю такой план, с которым он согласится.
Просверлить отверстие, конечно, не трудно; доска затворки не толстая, и моих стареньких инструментов – пилы, ножа и буравчика – совершенно достаточно, чтобы с