Нет, этапировать мы его не станем, но местонахождение господина Синявского на время убийства попрошу уточнить.
Выходит, Зинаида Дмитриевна обустроила для себя святилище, или алтарь, посвященный своему «жениху»? Письма, «подарки» — цветочки и драгоценности. М-да… Что там церковь говорит о кумирах? Можно бы посмеяться, но не стану.
И куда я теперь дену все добро? Векселя, акции, а теперь еще и почту? И драгоценности — как только перепишу, а Савушкин распишется за свидетеля, тоже возьму. Как наследники объявятся — отдам им под расписку.
Придется с подушки наволочку снимать. Куда же следователю без наволочки? Традиция-с.
Мне снова стало жалко бедную Зиночку, так мечтавшую о простом женском счастье, но вместо этого встретившаяся с человеческой подлостью.
[1] Надо думать, ГГ вспомнил повесть Анатолия Безуглова «Следователь по особо важным делам». Женщина была убита из-за старинной иконы.
Глава 17
Окружной прокурор
Думаю, в Окружном суде моего отчета ждали и прокурор, и сам председатель. Следовало бы сходить, доложить — дескать, убийство, а наша оперативно-следственная группа ведет расследование. Но я решил пока на место службы не ходить. Во-первых, очень хочется есть. Время ужинать, а я даже не обедал. А во-вторых — следует вначале сдать ценные бумаги, изъятые мной на месте преступления. А вдруг потеряю?
Поначалу собирался положить все в банк, в специальную ячейку, но пораскинув мозгами, решил, что разумнее доверить векселя и акции Казенной палате. Банк — частная лавочка, а Палата — государственное учреждение. Да и «ячейка» доверия не вызывает. Видел — большой железный сундук, прикованный к полу стальной цепью. Нет, ненадежно. Украдут бумаги вместе с сундуком, а я крайний. И не застрахуешь ни векселя, ни акции — не свои.
Сдавать бумаги пришлось надворному советнику Полежаеву — тому самому, что помогал нам раскрыть кражу мехов и шуб. При виде меня бухгалтер особой радости не выказал. Понимаю — конец рабочего дня. Теоретически, Полежаев мог бы сказать — дескать, приходите завтра с утра. И куда я со всем богатством? В кабинете оставлю или домой принесу? Да я до утра глаз не сомкну, переживать стану — не украл бы кто-нибудь.
Поэтому, после приветствия, поинтересовался:
— Александр Иванович, как ваша замечательная собачка поживает?
— Собачка поживает прекрасно! — расплылся в улыбке бухгалтер. — Я даже решил ружье купить, мы с ней на медведя пойдем.
Ну вот, теперь я сам виноват. Вместо того, чтобы быстренько принять у меня добро, выдать расписку, а потом отправляться домой, бухгалтер битый час рассказывал, как героический поступок Пальмы, взявший след похитителей, подвиг его к мысли, что он теперь непременно должен попробовать себя в роли охотника. Он уже и ружье купил аглицкое, и высокие охотничьи сапоги, и полушубок, а на днях договорился со сведущим в этих делах человеком — господином Литтенбрантом из села Нелазское. После Рождества охотники собираются медведя брать, уже и берлогу присмотрели.
— Вы ведь наверняка знаете Литтенбранта? — поинтересовался бухгалтер.
— Мой коллега, — кивнул я, не решаясь пускаться в объяснения, что не просто знаю сельского джентльмена, но являюсь крестным отцом его сына. Меня вообще уже утомили охотничьи фантазии Полежаева и я подумывал — а не пойти ли домой? Авось, до завтрашнего дня никто не украдет ценные «пароход», что лежит в наволочке. А еще стало жалко медведя. Спит косолапый, никому не мешает, а тут приходят охотники.
А Полежаева понесло. От медведей перескочил к волкам — дескать, Литтенбрант поведал, что волки совсем обнаглели, прямо в дома заходят. Недавно одна старушка вышла в сени, увидела там свою собаку, которой положено жить во дворе, в будке. Наорала на пса, едва не пинками выгнала во двор, а потом глаза раскрыла — и весьма удивилась. Ее собака как сидела в будке на цепи, так и сидит. Правда, очень при этом перепугана. И тут до бабули дошло, что она сослепу приняла за свою собаку волка.
Я слушал краем уха и вздыхал. Точно — байка эта со стажем. Я ее как-то в дзене читал, а комментаторы твердили, что они про «волка, забравшегося в сени» читали не один раз. Вот, стало быть, откуда у байки ноги растут. Из 19 столетия, а может, еще и раньше.
Вспомнилось, как совсем недавно, шли мы с Аней мимо Таврического сада, услышали голоса детей, строивших снежную крепость. А питерские детишки пели:
— Если завтра война,
Слепим пушку из г…
В ж… пороха набьем,
Всех мы турок разобьем.
Я эту песенку знаю. У нас во дворе ее не пели, спел ее дед — директор школы на пенсии. Правда, вместо турок там упоминали фашистов, а все остальное тоже самое. Не удивлюсь, если узнаю, что некогда и французы упоминались, а еще раньше и шведы.
К счастью, Полежаев свое дело знал. Болтать-то болтал, но очень быстро все сосчитал, переписал номера и выдал расписку, что Череповецкая казенная палата приняла от следователя Чернавского векселя на сумму 300 тысяч рублей, и акции, номинальной стоимостью 20 тысяч рублей.
Самое интересное, что эта расписка для раскрытия преступления совершенно не нужна. Можно было бы все оставить в доме покойницы. А понадобится она потом, когда будет открыто наследство покойной Зинаиды Дмитриевна, потому что все имущество и деньги Красильниковых кому-то отойдут. Наследник, кстати, еще один потенциальный подозреваемый — возможно, главный, а я до сих пор не знаю — кому достанется огромное состояние, накопленное покойным Дмитрием Степановичем.
Опять вспомнилась «старая-добрая Англия» в детективах и сериалах. Если им верить, то даже у самого зачуханного клерка имеется адвокат, у которого хранится завещание, а тамошнему инспектору только и остается доказать, что мистер Икс, должный унаследовать у мистера Игрек, покушавшего несвежей рыбки и отдавшей богу душу, тысячу фунтов и коттедж, с видом на Английский канал, не играл в гольф со своим приятелем сэром Зетом в гольф, а старательно вымачивал рыбу в мышьяке.
Конечно же спрошу у нашего нотариуса — не оставляла ли Зинаида Дмитриевна завещания? Но уверен, что нет. Нет у наших людей такой привычки завещания составлять. Вон, сам-то я озаботился тем, чтобы составить соответствующий документ? Конечно нет. А меня, худо-бедно, имеется и недвижимость, и авторские права, и счет в банке. Правда, половина денег принадлежит Ане, но мои наследники девчонку без ее доли не оставят.
А