– Я написала книгу… – говорит Лика и смотрит куда-то в сторону.
– Что-о-о???
– Про то, как ты переехала в Америку из Праги? – Маша сразу предположила худшее.
– Нет, это книга с переводами британских легенд и моими комментариями, в общем, выйдет в серии «Фольклористика»… Со мной связалось издательство, они нашли мои статьи и предложили написать книгу.
– Сколько ты ее писала? – спрашиваю я.
– Четыре месяца…
– Не то что я, уже за год перевалило…
– Но у тебя другая книга, у меня здесь ничего нет личного, мне не нужно делать перерывы от эмоций, я делаю ее почти как научную работу. Тем более у меня был дедлайн.
– Лик, мы с Машей поздравляем и очень за тебя рады, ты огромная молодец, – я чувствую, что Лика оправдывается за свой успех, это неправильно.
– Спасибо, девчонки, извините, что не сказала…
– А почему не говорила-то?
– Да я просто люблю говорить, когда дело уже сделано.
– Хорошее качество, мне его очень не хватает… – констатирую я.
– И еще я помнила, как ты сказала, что я украла у тебя то, что родилась в год Дракона, как ты хотела… – она посмотрела куда-то вниз.
– Лик, это все моя мама со своими Драконами породила во мне комплекс, я обещаю больше тебя не винить, тем более я собираюсь врать окружающим, что мне двадцать четыре! Хотя для них я и так дракон! И лев, – весело сказала я, но на самом деле меня обожгла небольшая волна стыда, скажем, три из десяти.
– Так, одна книга готова, ждем вторую! – с выражением посмотрела на меня Маша.
– Да, да… – отвечаю я.
– Кстати, когда?
– Осталась последняя глава. Давай, Маш, поднимем за Лику бокалы, она вообще… Такая молодец. Еще и работала параллельно!
Я прислушиваюсь к своим эмоциям: есть ли рези зависти или ее подступы? Может, горечь или тяжесть внутренней пустоты? И выдыхаю оттого, что не чувствую ничего такого, а это значит, что я снова тот человек, который не завидует.
– Я, кстати, все это время писала по выходным, у меня была всего лишь пара выходных полных.
– Давай, за тебя!
Вечер заканчивается, как и начался, – объятиями. Я сажусь в такси и еду, отражая глазами огни лучшего города планеты. Мы мчим по Тверской улице, здесь восемнадцатилетняя я покупала в «Шоколаднице» ягодный коктейль с ледяной крошкой, кажется, он назывался «Витаминный заряд», и шла вверх до «Маяковской» – это было у меня такое спортивное кардио, те самые десять тысяч шагов. Я доходила до Патриарших прудов, тихих, еще не монополизированных модниками, до любимой станции метро «Площадь Революции» – и через двадцать минут была уже в нашей с мамой однокомнатной квартире в панельке. А вот район Маши. Помню, как лет десять назад зимой мы куда-то шли по тропинке через двор ее дома в дешевой обуви со скользкими подошвами, синхронно шлепнулись, спускаясь с бордюра, и долго смеялись, лежа на дороге.
Десять минут – и вот мы уже едем по улице Госпитальный Вал. Здесь мой дед провел детство, а его отец (мой прадед) писал ему и его сестре письма, он был военным. «Здравствуйте, мои дорогие, вчера ночью приехали во Львов. Сейчас жду другого поезда, чтобы ехать дальше. Досюда доехали замечательно, как будет дальше – не знаю, но думаю, что тоже удачно. Пока, до свидания, крепко всех целую. 13 февраля 1945 года». Здесь же находится кладбище, где похоронен он, а еще раньше – его родители. Мой дом в семи минутах езды от семейного захоронения.
Мы останавливаемся у шлагбаума, напротив двора, где все еще живет тот самый кот из фантастического рассказа про кота, который, кстати, так и не опубликовал ни один журнал. Я выхожу из такси и иду мимо мусорных баков к своему подъезду. Здесь во дворе на лавочке летними вечерами 2021 года я перечитывала «Иностранку» Довлатова под капанье кондиционеров, стрекотание сверчков и мечтала, что уеду – туда, где Альпы, вычурная архитектура, яркая и громкая природа, но получилось уехать только как Веничке Ерофееву.
«А что мы будем делать, если не получится? – спрашивал меня до отъезда Саша. – Если придется вернуться?»
«Тогда будем жить здесь, только на этот раз счастливо», – отвечала я полушутя.
– Мадемуазель, пардон муа… – донеслось вдруг со стороны мусорных баков. – Прошу вас, добавьте на пропитание… Буквально рублей пять – десять не хватает…
Повезло, что у меня в кармане на такой случай лежали две бумажки по сто рублей, каждая из которых была сложена вчетверо. Я протянула их человеку с загорелым лицом, держа за краешек, и сказала:
– Вот, пожалуйста.
– Дай вам бог счастья, здоровья…
Я шла, рассматривая полную луну с серыми пигментными пятнами, и думала, что всегда любила Москву, ее запах пыли и шлейфов тысяч духов, эти желтые пятиэтажки, из окон которых тянется аромат жареной картошки, эти панельки и старинные особняки со слезающей кожей штукатурки, выход из метро Площадь Революции в сторону Большого театра, крошку – сталинскую высотку из окон моей квартиры (крошку, потому что я довольно далеко от нее), импульс, который дает город, когда идешь по асфальту, многословных его жителей, особый теплый и яркий свет высоких фонарей, под которым зимой кружатся мотыльки-снежинки. Иду и пинаю кусок щебня. Май, начинается лето.
А тот самый фонарь больше не мигает, его починили.
Фантастический рассказ про кота
(да, теперь он опубликован)
День-молоко.
Батонюсь на парапете. Тепло. Ветер лохматит деревья, вернее, трогает листья на деревьях. Это называется, кажется, гладит. Ветер гладит деревья. Слышу: «Прощай, цыганка Сэра». Чую запах жареного мяса из форточки, слышу щебет сырого мяса над головой, но ничего из этого мне не нужно. Я не ем как мои предки.
Встала какая-то мямля, лыбится, эй, ты! Знала бы ты, что я за хищник, умотала бы с подскоком!
Отворачиваюсь к окну, смотрю сквозь стекло на очертания старого холодильника и ковра на стене, смотрю в окно камеры, в которой удерживали моих предков. Изменились мы после той до-о-олгой зимы с серым снегом, и теперь, чтобы выжить, не нужны нам ни камеры, ни мямли, ни мясо, ни мята, ни мячик.
Проходит час, мои антенны жужжат жуками: энергии для следующего дня достаточно.
Вдруг вижу: идут. Слышу писк: «Ой! Какие… какие у него ножки! Мама, посмотри!»
Пискля садится на корточки и зовет меня:
– Кс-кс-кс! Бочонок! Ну же, котик, подойди!
Вот он, шанс получить энергии на дни или даже на недели! Я легко спрыгиваю с парапета, мягко приземляюсь и бегу к протянутой руке: