Рут удивлённо подняла брови.
– Прямо настоящего?
– Ага, – кивнула я. – У него был с собой радиоприёмник.
– Ну, теперь вы все можете убедиться, что я не шпион. У меня же нет радиоприёмника.
– Знаю, – сказала я. – Ты ещё когда в самом начале к нам приехала, Джейми твои вещи обыскал.
На мгновение Рут приняла очень сердитое выражение, но тут же рассмеялась.
– Ужас! Вы же просто несносные дети…
На солнышке всё казалось смешным и совсем не обидным. Мы поворотили лошадей назад. Иви стала спускаться, потряхивая меня на каждом шагу, и я спросила Рут:
– Не хочешь в галоп? Мы вниз обычно галопом идём.
– Давай! – Рут подстегнула Коржика и понеслась вперёд. Я припустила за ней, не отставая.
С дороги я показала Рут то место на пляже, где причалил мой шпион. Мы обогнули городок и поехали обратно в объезд, через земли Тортонов. Большая часть пастбищ теперь стояла засеянная. Леди Тортон говорила, что с начала войны мистер Эллистон пустил под посев вдвое больше земли. Что именно сажать, мистеру Эллистону диктовало правительство.
– Картошку, брюкву и лён, – сообщила я Рут.
– Лён? Я такого слова не знаю, – нахмурилась Рут. – Он какой на вкус?
Я пожала плечами.
– Без понятия. – Наверно, скоро узнаем. Со времён переезда сюда мне довелось переесть столько всякой странной еды, что и не упомнишь.
Мы обогнули небольшую рощицу и наткнулись на трактор, стоявший на краю поля. Под капотом возилась молодая девчонка, из работниц Земельной дружины. Капот никак не хотел держаться и вечно хлопал вниз, прижимая девчонке локоть.
– Эй вы, подсобите мне, что ли, – бросила нам дружинница.
Я спрыгнула на землю и передала поводья Рут.
– Ты этот капот уродский подержи, – сказала мне девица. – Тут починка-то плёвая, просто мешает.
Девице на вид казалось едва больше лет, чем Рут. Одета она была в зелёную рубашку, резиновые сапоги и короткие штаны по колено с обкромсанным краем. Она ударила по мотору гаечным ключом.
– Вот так-то. – Она кивнула мне, и я отпустила капот; тот лязгнул. – Так, теперь заведёмся… – Девица протянула мне ладонь. – Спасибо за помощь. Ты, наверно, мисс Маргарет. Меня Роуз зовут.
– Меня Ада, – качнула я головой, пожимая Роуз руку. – Ада Смит.
– А! Ну, всё равно спасибо. Бывай!
– Как думаешь, она расскажет? – спросила Рут, как только я снова взобралась в седло и мы отъехали на приличное расстояние.
– Кому? – спросила я. – Девки из дружины даже с Фредом редко разговаривают, а уж тем более с леди Тортон. – Мы перешли на рысь. – Фреду они не нравятся. Говорит, вертихвостки.
– Это что значит?
– Понятия не имею. Но звучит весело.
Мы обогнули картофельное поле, вскопанное на месте бывшего газона перед особняком Тортонов. Рут оглядела особняк внимательным взглядом.
– Такой большой.
– Ага, – сказала я. – Как вокзал.
Рут снова рассмеялась.
– Именно. Как вокзал. Ада, ты же просто несносна. Ты мне нравишься.
Когда мы вернулись на конюшни и развели лошадей по стойлам, Рут переоделась в амуничнике обратно в юбку и подошла ко мне.
– Я помогу с работой.
– Лучше не надо, – сказала я.
– Нет уж, позволь.
– Будешь потом лошадями пахнуть!
Рут довольно повела носом.
– Ага. Самый чудесный запах на свете. – Она улыбнулась мне и добавила: – Ты не волнуйся. Я зайду потом к миссис Рочестер. Перед тем, как в дом идти. Так что для леди Тортон я буду пахнуть свиньями.
– У тебя счастливый вид, – заметила мне Сьюзан за обедом.
В честь дня рождения она испекла мне тортик с одной-единственной свечкой. Двенадцать, во-первых, не поместились бы, а во-вторых, свечи надо было ещё поискать.
– Ты ездила верхом? Что-нибудь интересное видела?
Я постаралась не смотреть на Рут.
– Коржик сегодня просто чудесно себя вёл, – сказала я.
– М-м, как мило, – улыбнулась леди Тортон.
С тех пор я брала с собой Рут ездить верхом раз-два в неделю, в те дни, когда леди Тортон уходила в город. Фред поначалу очень ворчал, но я рассказала ему, что у Рут дядя и дед – кавалеристы, и он перестал.
– Из немецкой кавалерии лучшие наездники мира вышли, – сказал он. – А я в Великой войне сам денщиком при наших кавалеристах служил, так что я знаю. Ну по ней и видно – посадка чудесная, руки прекрасные.
В седле Рут держалась с уверенностью, спокойствием, плавной грацией. Под ней Коржик ходил лучше, чем подо мной. Когда я ей так и сказала, Рут кивнула и посоветовала:
– Работай больше бёдрами. Расслабь мышцы. Когда жёстко сидишь, тебя в седле подбрасывает.
Я попробовала.
– Мышцы не расслабляются, – говорю.
– Я вижу. Ты очень зажимаешься.
Меня как огнём обожгло.
– Обычно все говорят, что я хорошо езжу.
– Ну да, хорошо, – говорит, – по английским меркам.
Вот это уже обидно, как ни крути.
– Я вообще недавно езжу, – говорю. – Только вот когда сюда переехала, тогда начала. И потом, у меня же раньше нога косолапая была.
Рут меня окинула оценивающим взглядом и говорит:
– Это та косолапая, которая совершенно нормальная? На которую ты ничуть не хромаешь?
– Ну, сейчас уже получше, – говорю. – Мне в прошлом году операцию сделали. А до этого нога целиком стопой наружу вывернута была. Я без костылей и ходить-то почти не могла.
Рут внимательно меня оглядела.
– Ноги из стремян вынь. Вот так. Теперь покачай ногами. Как я. – Она показала, я повторила. – Нет. Качай всей длиной. От самого верха.
Оказалось немного больно, но не то чтобы неприятно.
– Так-то лучше. Теперь расслабь колени.
– Фред говорит, колени надо держать прижатыми, – возразила я.
– Прижатыми, но не хвататься ими за лошадь. Когда облегчаешься, поднимайся животом, а не ногами. Мышцы бёдер напрягай. Вот так, смотри, – и она показала.
Я попробовала.
– Больно!
– Пока больно. Ты мышцы тренируй, будет легче.
Было действительно больно, но я и сама видела, что так лучше. Мы проехались до конца поля.
– Почему ты так упорно отказываешься касаться темы про ногу? – спросила Рут, не отрывая взгляда от гривы Коржика.
Вдох-выдох. Ноги расслабить, живот напрячь. Смотрю – Иви присмирела.
– Почему ты так упорно отказываешься касаться темы про бабушку? – спросила я Рут.
– Потому что я за неё волнуюсь, – ответила она. – И когда о ней заходит разговор, я волнуюсь больше.
– А-а.
Мы проехали немного молча.
– Я устала стыдиться, – сказала я. – Ноги, в смысле.
– Стыдиться? – Рут нахмурила брови. – А чего косолапости стыдиться?
– Мать меня стыдилась. Мама, в смысле.
– Это она зря, – сказала Рут.
– Сейчас можно что угодно говорить, – пожала я