– Если бы я знала, что вам хочется иметь карманные деньги, – сказала Сьюзан за ужином, – я бы нашла способ вам их давать.
– Но это было бы нечестно, – возразила Рут. – Я же не могу брать у вас деньги. Вам их платят за моё обучение.
– Я тоже не хочу так просто брать, – сказала я. – Хочу зарабатывать.
– Ада, – сказала Сьюзан. – Я тебе сколько раз уже говорила. Хватит думать о деньгах.
Как же мне о них не думать. А вдруг что случится, надо иметь на чёрный день.
Сьюзан сердито поглядела на меня.
– Ну неужели ты не можешь мне просто довериться?
Я откусила хлеба, пожевала. Пожала плечами. Отвела глаза.
– Мамочка, – подал голос Джейми. Он прямо светился, довольный. У меня аж руки зачесались ему подзатыльник отвесить.
Ночью из-за стенки послышался какой-то звук – причём из-за стенки, смежной с комнатой Рут. Я села.
– Мэгги, – шепчу. – Рут плачет.
Мэгги тоже села в кровати. Подумала немного и говорит:
– Она не захочет, чтобы мы вмешивались.
– Раньше она никогда не плакала, – говорю.
Встала, вышла в коридор, стучу к ней в дверь.
– Эй, приходи к нам, – говорю.
Дверь не открылась. Потом слышу голос:
– Уходи, пожалуйста.
Но плач прекратился. По крайней мере, я больше не слышала.
На второй день полевых работ мышцы онемели и ныли. Хуже, чем когда я училась дома ходить. Руки болели к обеду так, что я едва удерживала вилку. Болело у всех. Тяжёлая это работа всё-таки. Вечером мы искупались и рано пошли спать. При виде волдырей на ладонях у Мэгги леди Тортон наморщила нос и сказала, что, мол, ей стоит надевать перчатки.
– У меня ещё не самый тяжёлый случай, – ответила Мэгги. – Ты у Рут ладони видела?
Конечно, не видела. Со дня гибели Джонатана леди Тортон едва замечала Рут. Однако за ужином она разделила своё мясо на четыре части и раздала нам: Мэгги, Джейми, Рут и мне. А себе наложила побольше картошки. Её у нас было вдоволь.
Картошку мы собирали двенадцать дней. Ежедневно каждый приносил домой по пять кило, то есть под конец работ у нас дома лежало около двухсот кило картошки. Мы набили ею до верху каморку за кухней – всю зиму можно питаться! Больше не придётся стоять за ней в очереди и тащить из города домой.
Целая каморка картошки… У мамы в квартире про запас ничего никогда не лежало.
Кроме того, каждый из нас заработал по двадцать четыре шиллинга.
Двадцать четыре шиллинга. Больше фунта. Никогда в жизни я даже не мечтала иметь на руках такую сумму денег разом. Мама, во всяком случае, точно никогда не имела. Я выложила свои шиллинги на стол и пересчитала. Четыре кучки по шесть. Или восемь по три. Или шесть по четыре. Шиллинги, шиллинги, шиллинги.
А ведь в принципе деньги могут служить защитой. На случай потери опекуна.
– Ада. – Сьюзан со вздохом опустилась рядом на стул.
– Ты можешь погибнуть, – сказала я.
– Я не погибну.
– Но можешь же! Вот Джонатан…
– …Служил лётчиком.
– Мать Стивена Уайта…
– …Попала под Блиц. Блиц кончился.
– Бекки.
Имя Бекки повисло между нами. Той самой Бекки, которую Сьюзан когда-то любила. Которую я никогда не знала. И не узнаю. Которая умерла, как и наша мама.
Сьюзан потянулась к моей ладони, и я не стала её отнимать.
– У тебя в жизни было так много трудностей, – сказала Сьюзан. – Иногда я забываю, как много ты пережила. Знаешь, эти денежки… если тебе так будет спокойнее, сохрани их.
– Пожалуйста, можно я останусь, – умоляла Мэгги. – Я там всё равно ничего не учу. Поеду после Рождества.
– Не выдумывай, – упёрлась леди Тортон. – В школе безопаснее.
– Да это захолустье никто уже давно не бомбит! Ты просто хочешь от меня избавиться. Вот Сьюзан же Аду не отсылает.
– Сьюзан знает, что я думаю на этот счёт. И ты, между прочим, тоже. Всё, вопрос обсуждению не подлежит.
– Хватит со мной разговаривать, как со своими волонтёрами! Я твоя дочка. Сделай хотя бы вид, как будто мне сочувствуешь.
Это уже было грубовато, но осуждать Мэгги сложно.
– Я присмотрю за ней, – пообещала я Мэгги перед её отъездом. – Буду писать, как она.
– Спасибо, – кивнула Мэгги и обняла меня на прощание.
Позже я спросила у Сьюзан:
– А кто присматривает за Мэгги?
– Ну, у неё в школе друзья есть, – ответила она. – Учителя, в конце концов.
Я покачала головой.
– Ей нужна мама.
Глава 43
Где-то неделю спустя сидим мы – все, кроме леди Тортон, она рано пошла спать, – сидим у камина и слушаем вечернюю новостную сводку. Внезапно – грохот в дверь. Сьюзан вскочила, я тоже. Неужели телеграмма, в такой час?
Открываем – на пороге Фред. Поперхнулся, замычал – и тут его как вырвет! Щедрой дугообразной струёй, прямо в гостиную. Сьюзан ойкнула, отпрыгнула в сторону, но её всё равно забрызгало.
– Господи, Фред, может, врача? – Вопрос, конечно, странный, потому что если бы Фред хотел вызвать врача, то позвонил бы от себя, с конюшен. У нас ведь телефона нет.
– Извините, – хрипит Фред. Ухватился за дверной косяк и бормочет: – У нас все больны – рыба плохая – лошадь слегла. Мне не вывести. Помогите. Ада.
Мы все стоим, смотрим на Фреда, на лужу блевотины.
– Коржик? – спрашиваю, а голос моментально на визг сорвался и не слушается. – Что-то с Коржиком?
– Нет. С Обаном.
Я кинулась к пальто и ботинкам. Фред схватился за живот – его ну опять рвать.
– Колики? – спрашивает Рут. Я такого слова даже не слышала никогда. – Это колики или что?
– Ага, – сипит Фред. – Колики. – Рукой взмахнул и сполз на пол.
Рут тут же – ноги в ботинки и говорит:
– Я знаю, что делать.
Сьюзан над Фредом с полотенцем склонилась, через плечо бросила:
– Уверена?
Рут кивнула:
– Ада поможет.
И мы скорей бегом по тропинке через лес на конный двор.
Обан лежал в деннике на боку, тёмная шерсть блестела от пота. По подстилке видно: рвал и метал.
Рут рывком распахнула дверь, подскочила к Обану и пнула его с размаху.
– Вставай! Поднимайся! – закричала она. – Давай же, ну!
Я так и напустилась на неё.
– Ты что! А ну прекрати! Ты же его мучаешь!
Рут присела на корточки и надела на Обана недоуздок.
– Делай, что говорю.
Она прицепила к недоуздку чомбур и потянула Обана со всей силы наверх. В тусклом лунном свете глаза коня слабо