И Машкин. Да ласковый такой.
Затылок сразу налился горячей тяжестью, рука зашарила по стене — искала биту для лапты. В лапту Хуц-Ги-Сати не играл, но пару бит, как представилась возможность, прикупил. Одну в «Медведя» положил, вторую в прихожей поставил.
Нормальных бейсбольных-то тут не сыщешь.
Ладно, коленную чашечку сломать и эта сойдёт.
А потом, потом — Машку…
Тут перед глазами всё поплыло, он понял, что Машку он пальцем не тронет.
Но на мороз — выставит.
С вещичками.
Сжав биту так, что пальцы побелели, он шагнул в кухню.
— Ой, Сатик! А мы с Пал Евграфычем о тебе говорили!
Маша обвила его шею руками, чмокнула в щёку — и тихонько завела ему за спину биту. Дёрнула, мол, отдай, и прощебетала:
— Сейчас вернусь, я скоренько.
И упорхнула в прихожую.
Вместе с битой.
А он остался стоять в дверях, тяжело глядя на Брязгина.
Исправник смотрел на него странно.
С — сочувствием, что ль. Сожалением?
Словом, так смотрел, что у него снова глаза кровью наливаться начали и желваки на скулах заходили.
— Что я нарушил, ваше благородие, что вы меня в розыск объявили? — сквозь зубы процедил индеец.
А Брязгин вдруг улыбнулся.
— Да не нарушил ты ничего, Дима. Сядь. Девочка вон твоя сразу всё про тебя и меня поняла, хорошая она. Повезло тебе. Только что ж ты, дурак, невенчанный с ней живёшь?
Эти вопросы Хуц-Ги-Сати мимо ушей пропустил, а на табуретку сел.
Маша зашла, уже в шубке и зимних фасонистых расшитых валенках.
— Вы тут беседуйте, а я пойду поесть прикуплю. Что ж ты не предупредил с дороги⁈ Да вы чай пока пейте, пейте, варенье-то есть, Дима покажет.
И, исчезла.
Брязгин вздохнул.
— Я ж говорю, хорошая.
— Что хотите?
Лицо Брязгина не изменилось, голос — всё такой же спокойный.
— Вы, господин Смирнов, со мной так не разговаривайте, пожалуйста. Неприятно мне такое обращение. Да и негоже это. И по твоим обычаям, тоже, тлинкитский воин Хуц-Ги-Сати. Так ты себя вроде называть любишь? Так ты со старшими говорить почтительно должен. И неважно, какого они роду-племени. Я с колошами всю жизнь живу и обычаи ваши, как свои знаю. Понял? И повоевать мне вместе с твоими пришлось. Так что кто тут воин, это мы отдельно поговорить можем.
Тяжело слова падали.
Приходилось держаться, чтоб не вздохнуть и не осесть на стуле виноватым школяром.
— Вы старше. Да. Обижать не хотел, — повёл плечом индеец. — А всё равно, зачем приехали? Не нарушал я ничего.
Брязгин улыбнулся. Грустно так.
— А приехал я, Дима, потому что запрос ко мне пришёл на твою проверку. Мол, дом решил продавать мещанин Смирнов. Нет ли какого мошенства. А ты не знал, что в таких случаях положено полицию запрашивать?
Нет, не знал этого Хуц-Ги-Сати.
И сюда, значит, они лапы свои запускают… Нет, не подвело его чутьё, нечего тут делать…
— Вот и решил я сам убедиться, не пытаются ли из тебя деньги выманить, по доброй воле ли ты и в здравом ли уме дом продаёшь?
Посмотрел на Хуц-Ги-Сати, снова вздохнул чему-то своему. Совсем по-стариковски вздохнул.
— Не чужой же ты, Дима. Отца твоего я хорошо знал. Мать — святая она у тебя… была.
И резко переключился.
— Что это за разговор — в САСШ уезжать? Ты с чего такое удумал?
Вот тут Хуц-Ги-Сати всё понял!
Всё это сочувствие, всё это «не чужой ты мне» — ложь это всё! Враньё! Вынюхивать коп приехал! Не пускать!
Он сразу успокоился.
— Мир повидать решили, — откинулся он на стуле, — По странам поездить. Хоть что-то кроме вашей тюрьмы увидеть. Пока молодые мы. Ясно?
Он подался вперёд и очень тихо сказал.
— Так что езжайте обратно, пока Маша не пришла. Нечего ей голову забивать.
Брязгин долго смотрел на него.
Молчал.
Тяжело поднялся и ушёл.
Спустя неделю Хуц-Ги-Сати продал «Медведя».
Глава 7
Закревский. Перспектива-2
Санкт-Петербург, Шанхай, Рио-де-Жанейро, Вашингтон, Чикаго
В Чикаго Закревский приехал уже уставший до чёртиков.
Наутро после разговора с Морозовым-младшим он первым делом нанёс визит в антикварный магазин, услугами которого пользовался, когда надо было подобрать подарок нужным людям. Близился юбилей Трифона Семёновича Рукавишникова. Так что визит консультанта «Ярмарки» и задумчивый выбор подарка во внутренних покоях хозяина магазина были совершенно мотивированными. Именно там хозяин держал наиболее ценные предметы, и в святая святых допускались только избранные клиенты.
О том, что эти внутренние покои соединялись со служебными помещениями фотоателье, находившегося в том же доме, знали только те, кому это было положено знать. Как и о том, какие заказы в том ателье выполнялись.
Час спустя Закревский, вежливо приподняв модную «федору», покинул лавку. Заказ договорились прислать к вечеру в гостиницу.
В течение дня Пётр Аркадьевич встретился с представителем «Охранного предприятия Смирнова», чьими сейфами и сигнализациями Морозовы пользовались, почитай, лет сто.
Затем, за обедом пообщался с известным журналистом из «Международного обозревателя». Обед, естественно, был за счёт Закревского.
Цены у «Кюба», конечно, всегда были безбожными, но Пётр Аркадьевич не переживал, Морозов никогда не жалел денег на хорошие источники информации. А журналист был как раз таким источником. Поскольку умел анализировать, держал нос по ветру, а с Закревским работал не только из-за денег, но и из искреннего мальчишеского задора ещё с тех времён, как Пётр Аркадьевич состоял в «Особенной канцелярии».
Говорили о Бразильской империи и Поднебесной.
В конце Пётр Аркадьевич попросил журналиста где-нибудь в компании обронить, что морозовский консультант интересуется околополитическими сплетнями в «демидовских» краях, особенно в окрестностях Екатеринбурга.
Затем Закревский поработал в личном, с оплаченной на год арендой, кабинете подключения к Сети. Его он уже не первый год арендовал у компании «Тихие кабинеты», которая специализировалась на предоставлении именно тихих и очень хорошо защищённых кабинетов с аппаратурой выхода в Сеть. И Всероссийскую, и, за дополнительную плату, «Чистые небеса» Поднебесной, европейскую NetScape, и ArpaNen Media североамериканцев.
Что было особенно ценно для него — «Тихие кабинеты» это проворачивали не просто через псевдонимы, а с помощью реально существовавших пользователей сетей.
Заказал чайник молочного улуна, обменялся депешами с деловыми партнерами, распечатал несколько статей, которые тут же сшил в аккуратную брошюру.
Остаток дня провёл в гимнастическом зале «сокольников», в рядах которых официально не состоял, но услугами их залов и преподавателей постоянно пользовался.
Вечером забрал свёрток с подарком, поднялся к себе в номер, развернул посылку. С удовлетворением осмотрел прекрасный эскиз «Летнего заката» Флоранского в оригинальной рамке, аккуратно поддел лезвием раскладного ножа крепёж