Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - Петр Александрович Дружинин. Страница 25


О книге
заострялся вопрос о различиях взглядов Ф. М. Достоевского с петрашевцами:

Петрашевский и другие сторонники революционно-демократических взглядов Белинского боролись с защитниками принципа безыдейного «чистого искусства», за который ратовал Достоевский. Из документов явствует, что Петрашевский спорил с братьями Достоевскими, упрекая их в манере писания, которая не ведет ни к какому развитию идей в публике. А сторонники Достоевского обвиняли Петрашевского в том, что он «уперся в философию и политику и изящных искусств не понимает»[287].

В данном случае интересно еще и то, что С. Н. Валк, руководивший подготовкой этого издания, был другом и зятем А. С. Долинина (мужем его сестры Беллы Семеновны).

Рецензент сборника материалов о Якове Протазанове указывал читателям на некритическое отношение составителей к Ф. М. Достоевскому:

Между тем Протазанов не мог в дореволюционные годы избегнуть декадентских влияний, которые насаждались в то время в искусстве. Он не всегда проявлял необходимую требовательность при выборе сценариев для своих постановок. В сборнике не следовало замалчивать тот факт, что многие дореволюционные ленты Протазанова были далеки от реализма и не несли никаких прогрессивных тенденций. <…> Экранизацию «Бесов» Достоевского (фильм «Николай Ставрогин»), о которой в сборнике говорится в сочувственных тонах, следует также расценить отрицательно, как результат идейных шатаний режиссера…

Великая Октябрьская социалистическая революция помогла Протазанову освободиться от чуждых, буржуазных влияний и стать передовым советским художником кино[288].

Даже в статье о Художественном театре инсценировка «Бесов» В. И. Немировича-Данченко преподносится в качестве «тяжелой ошибки дореволюционного периода МХАТа»[289]. А рецензируя «Книгу о чтецах» Н. Ю. Верховского (1950), критика хотя и отмечала, что автор «вполне справедливо сурово оценивает различные проявления формалистических увлечений и идеалистических трактовок», включая «вынесение на широкую эстраду патологически-мрачного „Бобка“ Достоевского А. Шварцем», но «не дает достаточно развернутой критической характеристики упоминаемым им работам, ограничиваясь простым их описанием»[290].

Порой печать практически громит писателя, как в рецензии на переписку И. Е. Репина с В. В. Стасовым:

Репин клеймил Достоевского за его реакционные идеи, за его ненависть к передовой интеллигенции. Он писал Стасову: «Отдавая полную справедливость его таланту, изобретательности, глубине мысли, я ненавижу его убеждения! Что за архиерейская премудрость! Какое-то застращивание и суживание и без того нашей не широкой и полной предрассудков скучной жизни. И что за симпатии к монастырям… «От них-де выйдет спасение русской земли!!?»

Клеймя и презирая различных представителей реакции, Репин с неизменным уважением относился к тем, кто своей деятельностью послужил делу освобождения народа. Он любил Мусоргского, Толстого, Горького…[291]

Статья о Достоевском в Большой советской энциклопедии, вышедшая накануне смерти Сталина – в феврале 1953 года[292], – ничуть не отличалась по тональности от сформировавшегося в начале 1950‑х годов отношения партии к писателю и завершалась даже некоторым предвосхищением продолжения его травли:

Борьбу Горького против реакционных сторон творчества Достоевского и их канонизации оруженосцами современной зарубежной реакции продолжают советские писатели, советская литературная критика[293].

Автор этой статьи, как и ряда других статей о писателях, не указывается, но им был Г. М. Фридлендер[294] (как он впоследствии вспоминал, снять свою подпись он был вынужден из‑за внесения «совершенно неприемлемых для меня формулировок из отзывов Ермилова и Заславского, порочивших Достоевского»[295]; что не помешало ему, впрочем, повторить значительную часть суровых идеологических характеристик в 1955 году во вступительной статье к «Идиоту»[296]).

Нелишним будет акцентировать внимание на том, что в сталинской Большой советской энциклопедии Ф. М. Достоевский характеризуется как «выдающийся русский писатель»[297]; это зримо выделяет его на фоне других гениев русской литературы. Приведем определения его соседей по пантеону:

А. С. Грибоедов – «Великий русский драматург и поэт, выдающийся дипломат»[298].

А. С. Пушкин – «Великий русский поэт, родоначальник новой русской литературы»[299].

М. Ю. Лермонтов – «Великий русский поэт»[300].

Н. В. Гоголь – «Великий русский писатель, гениальный художник слова»[301].

Н. А. Некрасов – «Великий русский поэт, революционный демократ»[302].

М. Е. Салтыков-Щедрин – «Великий русский писатель-сатирик, революционный демократ»[303].

А. Н. Островский – «Великий русский драматург»[304].

И. С. Тургенев – «Великий русский писатель»[305].

Л. Н. Толстой – «Гениальный русский писатель, один из величайших писателей мира»[306].

А. П. Чехов – «Великий русский писатель»[307].

М. Горький – «Великий русский писатель, основоположник литературы социалистического реализма, родоначальник советской литературы»[308].

Но в СССР многие писатели, даже не будучи «выдающимися», издавались постоянно и большими тиражами. Что же касается выдающегося писателя Ф. М. Достоевского, то после публикации ленинской отповеди перестали выходить даже отдельные его произведения, которые ранее тиражировались постоянно («Бедные люди», «Униженные и оскорбленные»); более того, писатель полностью был исключен из портфелей издательств: утвержденный ЦК план изданий художественной литературы на 1953 год, в котором поименовано 707 названий как готовящихся книг, так и переизданий, вовсе не упоминает сочинений Ф. М. Достоевского[309].

Единственное издание, которое вышло в свет в те тяжелые для Достоевского годы, – это «Униженные и оскорбленные», напечатанные шрифтом Брайля, то есть для слепых, тиражом 300 экземпляров[310].

Политические стихи Миколы Бажана о Достоевском оказываются опять актуальны. Критик А. К. Тарасенков оказался и в данном случае одним из первых, кто после событий 1947–1948 годов вынес приговор Ф. М. Достоевскому. Речь идет о его книге о творчестве Миколы Бажана, которая была напечатана по-украински в самом конце 1949 года, а летом 1950 года ее переработанный вариант вышел и по-русски. Он объясняет смысл стихотворения:

Достоевский, являющийся старым врагом Бажана (в этом отношении Бажан тоже сродни Горькому, ненавидевшему то реакционное, надрывное, что пропагандировал автор «Преступления и наказания»), бредет по Европе, «царапая когтем двойные сердца». И вот уже Алексей Карамазов ХX века выступает в военной форме наемного убийцы, вот уже поклонники Гамлета и Достоевского становятся внуками прусских юнкеров и сыновьями белых генералов. И сам Иисус Христос приходит на службу к тем, кто, бряцая оружием, стращает мир угрозой новой войны.

Бажан обращается к Иисусу с издевательскими строками, напоминающими место из «Облака в штанах» Маяковского, направленное против религии, против бога <…> Весь последующий ход событий (не забудем, что поэма «Смерть Гамлета» написана в 1932 году, еще до прихода Гитлера к власти) подтвердил ход мыслей советского поэта, опирающегося на партийную трактовку современной истории.

Эта партийная оценка действительности помогла поэту разгадать ход последующих исторических событий. Недаром Бажан говорил в этой поэме:

Одна настоящая есть человечность —

в ленинской правде последних боев.

Ленинская правда помогла ему увидеть еще до прихода немецких фашистов к власти, как идеи распада сознания, мучительное – в стиле Достоевского – «раздвоение души» будут использованы «героями» «дранг нах остен» в своих империалистических интересах[311].

Чтобы еще более ясно показать тот ореол, которым партия окутала имя классика, приведем еще один красочный пример: в свете директив XIX съезда КПСС (1952) возник вопрос постановки библиотечного дела среди больных и вообще комплектования библиотек при больницах. Здесь имя Достоевского было строго запрещено:

Больным нужно рекомендовать художественные произведения, в которых показан моральный облик, деятельность советских врачей, успехи творческой медицинской мысли, достижения в лечебной работе.

В книжном фонде больницы должна быть популярная медицинская литература о болезнях, но выдавать ее можно в каждом отдельном случае только по согласованию с лечащим врачом.

В интересах соблюдения охранительно-тормозного режима следует исключить из числа книг для больных ту медицинскую литературу, которая своим содержанием может нанести им травму. С этой точки зрения больным не следует давать и газету «Медицинский работник», предварительно не просмотрев ее.

Некоторые ограничения

Перейти на страницу: